Сегодня, однако, они закончили раньше, и, когда пришло известие, что Бхакта и Керала покидают павильон, работа пошла значительно быстрее. Цветочные корзины спустили в ручей, под пульсирующий ритм табл[41] вернулись солдаты. Они выбежали к берегу без винтовок и стали рассаживаться, освобождая проход для своего командира. Он прошёл между ними, останавливаясь, чтобы положить руку на плечо то одному, то другому солдату, обращаясь к ним по имени, спрашивая раненых об их состоянии и так далее. Монахи, руководившие созданием мандал, вышли из мастерской, распевая под звуки гонга и рёв басовых труб. Перед собой они несли два деревянных диска, каждый размером с жернов, которые держали вровень с землёй и по два человека. На дисках россыпью разноцветного песка были выложены сами мандалы. Одна – в виде сложного геометрического узора в ярких красных, зелёных, жёлтых, синих, белых и чёрных тонах. Другая – в виде карты мира, с Индией в центре круга и красной точкой, наподобие бинди, на месте Траванкора. Остальная часть мандалы изображала мир почти во весь охват, от Фиранджи до Кореи и Японии, и Африки с Индией, изогнутыми по дну. Всё было раскрашено природными цветами: тёмно-синие океаны, светло-голубые внутренние моря, зелёная или коричневая суша, в зависимости от места, с горными хребтами, отмеченными тёмно-зелёным и снежно-белым. Синими нитями бежали реки, и яркая красная линия охватывала то, что Исмаил определил как границы завоеваний Кералы, теперь включающие Османскую империю до Анатолии и Константинии, но не включая Балканы и Крым. Предмет невероятной красоты – как будто смотришь на мир с высоты солнца.

Керала из Траванкора шёл вместе с настоятельницей, помогая ей спускаться по тропинке. У берега они остановились, и Керала осмотрел мандалы – внимательно, не спеша, указывая на тот или иной фрагмент и задавая вопросы настоятельнице и монахам. Остальные монахи пели вполголоса, солдаты им подпевали. Бхакта повернулась к ним и запела, перекрывая их голоса своим высоким тонким голосом. Керала взял одну мандалу в руки и осторожно поднял её; она была большой, почти чрезмерно для одного человека. Он шагнул с ней в реку, и букеты гортензий и азалий поплыли к его ногам. Он поднял геометрическую мандалу над головой, вознося её к небу, а затем, когда мотив сменился и вступили, забасив, трубы, опустил диск перед собой и очень медленно перевернул набок. Песок моментально осыпался, яркие краски заструились в воде и перемешались, пачкая шёлковые лосины Кералы. Он окунул диск в воду, смыл остатки песка, и те разноцветным облаком рассеялись в потоке. Голой рукой он протёр поверхность диска и вышел из воды. Его туфли были заляпаны грязью, а мокрые лосины – в зелёных, красных, синих и жёлтых пятнах. Он принял вторую мандалу, поклонился над ней её авторам, развернулся и понёс к реке. На этот раз солдаты переменили позы и склонились лбами к земле, хором затянув молитву. Керала медленно опустил диск и, точно бог, кладущий мир к ногам высшего бога, положил его на воду и стал медленно вращать пальцами этот плавучий мир, который на самом пике песни погрузил в поток так глубоко, как только мог, высвобождая весь песок в воду, омывая им руки и ноги. Когда он пошёл к берегу, сверкая всеми цветами радуги, его солдаты встали и вскрикнули три раза, а потом ещё три.