Как убить эту тварь?

Следы выстрелов на стенах домов, как от пуль, так и от активной плазмы, и сломанные иголки, валявшиеся повсюду на асфальте, говорили в пользу того, что бойцы палили изо всех стволов. Но убили монстра не выстрелы. Рейнард видел след, оставленный чем-то на шее зверя. Огнестрельное оружие таких ран не оставляет. Скорее уж нож. Но, хоть убей, Рейнард определенно не мог представить, как можно такую махину прикончить ножом, пусть даже очень большим. Типа того, что он выронил во время последней схватки с тем молодым парнем в плаще.

Вспомнив своего недавнего противника, Рейнард вспомнил о своей цели и отбросил размышления о загадочном до лучших времен. Чем бы ни был этот зверь, он мертв. И лучшей тактикой поведения при встрече с его сородичами Рейнард назвал бы быстрый бег по направлению прочь от когтей этого гада. Очень быстрый бег!

— Надеюсь, — на ходу пробормотал себе под нос Рейнард, прислушиваясь к пугающим звукам боя, доносившимся сзади, — мне не придется самому столкнуться с этим существом.

И этой короткой фразой словно провел мысленную черту, отсекая реальность, в которой он существовал в настоящий момент и в которой искал трех молодых людей с артефактом, от той, где существовали подобные чудовища. Сейчас для него основной задачей было найти беглецов, чтобы заполучить драгоценную шкатулку. Скоро, очень скоро он их найдет.

В себя он пришел внезапно. Первым ощущением было сильное стеснение в груди. Казалось, что из него выдавили весь воздух и вскоре ему останется лишь задохнуться.

Вдох долго не получался. Словно организм вдруг забыл, как следует дышать.

Наконец воздух хлынул в измученные легкие. Хэй почувствовал, что вернулся к жизни. Он некоторое время пытался понять, что происходит. Его кто-то куда-то тащил — он чувствовал, как его держат чьи-то руки. Юноша попытался открыть глаза, чтобы сориентироваться, но тело еще не до конца подчинялось ему. Как и в случае с легкими, веки не сразу пришли в движение.

У Хэя складывалось впечатление, что он заново учится управлять своим телом. Словно годовалый младенец, который познает науку хождения. Насчет хождения, кстати, ему еще предстоит выяснить: сможет ли он передвигаться на своих двоих. Если верить последним воспоминаниям, после полученной от зверя травмы он не только ходить, но и дышать-то больше не должен.

Глаза все-таки послушались, но картинка оказалась еще слишком размытой, чтобы понять, в чьих объятиях он болтается. Тем более, было темно. Это могло означать, что с момента, когда он отрубился, прошло либо очень мало времени и по-прежнему на дворе все та же дождливая ночь, либо прошло слишком много времени — и тогда он понятия не имеет, что сейчас с ним происходит.