— А вас, господин полковник, я больше не задерживаю и приказываю немедленно удалиться из Москвы.

«С вами же, господин Федотов, мы еще разберемся!» — мстительно произнес про себя хозяин кабинета.

* * *

Из тюряги Федотова выпустили 21 февраля. Встреча бывшего арестанта была обставлена в лучших традициях века грядущего — недавнего зека ждал автомобиль представительского класса, а два качка профессионально оттерли жадных до сенсации репортеров. За рулем сидел Зверев, который отвез Федотова в баню, после чего доставил на расправу к Нинель. Справедливо опасаясь попасть в немилость, сам он заходить не рискнул.

Пятую, юбилейную февральскую встречу друзья планировали провести у лесного озера. Того самого, на берегу которого они устроили первую ночевку после десантирования из вагона-столовой в далеком уже феврале 1905-го года, но наезд полиции спутал все карты.

Последняя встреча проходила при пасмурной погоде. Как бы в компенсацию за такое безобразие сегодня природа решила подарить крепкий мороз и полыхающую в полную силу луну.

Традиционно постояв на улице, а чуть позже потоптавшись у оконца, Федотов уселся в свое кресло.

— Ну что, господа вольнонаемные моряки, за успех нашего безнадежного? — Федотов, как и во все эти встречи, поднял предмет своей гордости — старенькую эмалированную кружку на 0,25 литра, с загадочной надписью на тыльной стороне донца — Ц52к.

И опять глухой стук металла об глиняную посуду, напомнил им кто они, и откуда здесь появились.

Вопрос — ответ, ничего не значащие замечания.

— А знаете, — задумчиво протянул Мишенин, — каких бы глупостей я натворил, не окажись вас рядом со мной. За нас!

— Думаешь, ты один такой? — откликнулся Зверев. — Спроси Степаныча, куда бы он без нас вляпался.

— Точно?

— Точнее некуда, — авторитетно подтвердил Димон.

— Эй, народ, Мишенин, между прочим, предложил тост! — Борис вернул спорщиков к главному. — Ильич, поддерживаю!

Качественный коньяк и приличная закуска всегда способствуют правильному течению мысли. Друзья вспомнили, кем они были в своем мире. Поделились соображениями, кем бы могли стать спустя четыре года. Математик попытался было перечислить, сколько всего они успели в этом времени наворотить, но бросив это бесперспективное дело, заявил:

— Вот что, господа хорошие, вы тут решайте свои вселенские проблемы, а я пошел спать.

— А на посошок? — тут же подхватился Димон.

— Только по чуть-чуть.

Когда два полуночника выбрались во двор, луна уже склонялась к западу, а мороз заметно усилился, но накинутые на плечи овчинки в купе с жаром от потрескивающих в костре сосновых поленьев, создавали непередаваемое чувство защищенности и тепла. Все способствовало философскому течению мысли: