— Закрывается, понимаешь, с интересной женщиной, — сказала жена, которая вошла в кабинет после ухода Немировой, — а родная жена должна ждать в приемной, пока они закончат. Бросай все дела, и поехали домой.

Когда машина въехала во двор дома, увидели возле подъезда садика уже одетого сына, державшего за руку девочку на половину головы ниже его. Рядом стояла одна из воспитательниц.

— Здравствуйте! — первой поздоровалась она с Самохиными. — Ваш сын проявил инициативу. Дышат свежим воздухом и ждут вас. А родители Норики сейчас должны подъехать.

— Нори, это мои папа и мама, — представил родителей сын. — Они очень хорошие. Алла Владимировна, вы идите, а мы Нори сами отдадим родителям.

— Да, да, — подтвердил Алексей. — Мы их дождемся и отдадим ребенка.

Малышка с большими глазами, тонкими чертами лица и выглядывавшей из‑под капюшона черной челкой была само очарование. Она низко поклонилась Алексею с Лидой, прижав при этом ручки к груди. Отдав таким образом дань уважения взрослым, она вернула руку ухажеру. Рядом с машиной Самохиных остановился другой электромобиль, из которого вышла молодая пара, сразу же устремившаяся к крыльцу. Узнав Алексея, они подошли и поклонились.

— Рады видеть родителей Юри! — на довольно чистом русском сказал мужчина. — Ваш сын очень настойчивый молодой человек. Раньше Норико была только нашей, а сейчас мы у нее уже на втором месте!

Он говорил серьезно, но глаза при этом смеялись.

— Алексей и Лида Самохины, — сказал Алексей. — Рады видеть родственников почтенного Сатоми Морисима. Это был достойный человек. Кем он вам приходится?

— Он брат моей матери, — поклонился мужчина. — Спасибо вам за добрые слова! Мы Сэдэо и Мияко Такаси.

— Рады знакомству, — вступила в разговор Лида. — Вы сейчас никуда не спешите? Тогда мы приглашаем вас к себе.

Эпилог

Эпилог

12 июля 2067 года

— Ну что, Вячеслав Андреевич, скоро станете безработным? — спросил Алексей Ольховского. — Наполовину ваш «Ковчег» точно опустел.

— Меньше чем на треть, — ответил директор. — Пока выпускаем мелочь, а разводить остальных, используя законсервированную сперму, еще лет десять, не меньше. И знаете, что заметили? Когда выпускаем молодняк, все исправно разбегаются, хотя настоящего страха к людям, свойственного диким зверям, у них нет. А вот животные в возрасте часто просто отказываются выходить из клеток. Их страшат простор и неизвестность. Несколько поколений жили в «Ковчеге», и это не могло не сказаться. Они просто боятся свободы. И, знаете, я сам во многом похож на них. Мы с вами начинали этот проект вдвоем пятьдесят лет назад, и с тех пор я жил только им. А сейчас он идет к завершению вместе со мной. Мне уже семьдесят пять, и я его точно не переживу. Мне уже просто незачем будет жить. Алексей Николаевич, я ведь могу хотя бы с натяжкой считать себя пусть не другом…