– Ну и славно,– заулыбался Годунов и, будто не желая оставаться в долгу, с довольным видом посулил: – А я тута указ свой обмысливаю. Негоже первому советнику царевича без чинов хаживать. Да и вотчинок у тебя нетути, тож не дело. Худо вот – мысли путаются. Не справился. Погоди, встану на ноги, тогда уж...
– Вот и хорошо, царь-батюшка, что ты еще ничего не повелел,– торопливо произнес я.– Не надо мне ничего. Иначе завидовать станут, всякую дрянь на меня наговаривать...
– А я так им и поверил,– саркастически усмехнулся Борис Федорович, но тут же испуганно встрепенулся.– Погодь-погодь. Нешто ты про доносы холопьи слыхал, по коим я кой-кого в монастырь либо в острог упрятал? Неужто помыслил, будто я и впрямь такой дурень, что кажному смерду на слово верить стану? Там все инако. На кого из верных ложь возводили, те даже и не слыхали о наветах оных – к чему тревожить. Зато доносчикам наградой кнут да дыба были. А с Захарьиными-Юрьевыми...– Он недобро прищурился.– Ежели бы я романовское семя не упредил, они бы сами мне в глотку впились. Они уж и зубы оскалили, так что я лишь на миг краткий их волчий прыжок упредил, и за грех сие не считаю. У них и так, почитай, все готово было. Вот послухай, сколь людишек я на поимку Федора Никитича отправил.
Слово за слово Годунов посвятил меня во все перипетии произошедших четыре года назад событий. Осекся лишь раз, но после недолгого колебания, заявив, что доверяет самое сокровенное, рассказал и об угличском царевиче, слух о котором промелькнул еще тогда, осенью тысяча шестисотого года, во время заговора.
– А ныне он, сказывают, сызнова всплыл, тока теперь у соседей моих,– поделился царь новостью.– Ну да Жигмонт не дурак, выдаст мне ентого самозванца,– беззаботно добавил он.
«Выдаст ли?» – усомнился я и попытался вспомнить, когда тот перейдет границу Руси.
Увы, в памяти мелькала лишь битва под селом Добрыничи – сражение, завершившееся разгромом войск будущего царя Дмитрия. Но оно случилось то ли поздней осенью, то ли вообще зимой, а сейчас стоял еще май, и я решил ничего не говорить царю – не хотелось лишний раз его беспокоить.
Вместо этого я постарался сменить тему, напомнив насчет чинов и вотчин, которые мне не только ни к чему, но и могут пойти во вред.
– Бояре – народ такой, они и отравить меня могут.
– С любого живьем кожу велю на ремни настругать, коль посмеют,– нахмурился Годунов.– Весь род на плаху ляжет. Такую казнь учиню – сам Иоанн Васильевич позавидует.
– Только меня с того света этим все равно не вернешь,– резонно возразил я.– Потому, мыслю, куда лучше, если обо мне и знать никто не будет. Получается все равно что в драке, когда один в нужный момент вынимает из-за пазухи нож, про который никто не знает.