Однако в целом все проходило гладко. Так гладко, что я стал побаиваться – если неприятность задерживается, то она, как правило, становится гораздо крупнее, причем время ее ожидания прямо пропорционально ее увеличению.

Кто именно донес о моей афере, равно как и о том, чем на самом деле занимается царевич в своем полку Стражи Верных, не знаю. Борис Федорович со мной не поделился, а вычислить стукача я не успел. Понятно, что приложил к этому разоблачению руку и Семен Никитич. Правое Царское Ухо такие дела никогда не минуют, да и сам доносчик явно имел отношение к его «аптечному»[118] ведомству.

Рад я был только одному – разработанные мною методы конспиративного обучения царевича оказались достаточно качественными, чтобы продержаться почти месяц, то есть в ближнем окружении предателей не было.

Но когда царь прибыл в наш лагерь на смотрины, он уже все знал…

Глава 23 Царская инспекция

Глава 23

Царская инспекция

Вообще-то, может, оно даже и хорошо. Не зря говорится: что бог ни делает, все к лучшему.

Все равно бы старший Годунов обнаружил и ссадины, и порезы, а в мыльне увидал бы и три здоровенных синяка, полученных в результате падения с лошади, после чего обязательно схватился бы за сердце.

Разумеется, синяки были уже изрядно потускневшими – спасибо свинцовым примочкам, которые я выпросил у лекаря, но при хорошем воображении, видя их размеры, представить, что это были за ушибы, можно. И хорошо, что остались видны только расплывчатые тени лишь трех последних, которые не успели сойти, а ведь если считать все, то наберется не меньше десятка.

Словом, учитывая, как Борис Федорович трясется над сынишкой, сердечный приступ царю был бы обеспечен – тут и к гадалке ходить не надо.

Зато заранее зная все или почти все – слава богу, что синяки могли видеть только я и Дубец, помогавший прикладывать компресс, старший Годунов только недовольно поморщился после того, как увидел за трапезой на левой руке царевича более светлую полоску – коросту отпарили и кое-как содрали накануне.

Он протянул руку, бесцеремонно ухватил Федора за кисть, прищурился, внимательно разглядывая три ороговевшие мозоли, и потом обвел окружающих недобрым взглядом. Его глаза мгновенно потемнели.

Окружающие – их было всего трое, поскольку честь трапезничать с царем имели лишь воеводы полка – как по команде тоже прекратили жевать и замерли.

– Стало быть, правду мне сказывали, – вздохнул он, зло отталкивая от себя очередное блюдо с благоухающим мясом только что подстреленного кабанчика.

Федор как-то весь сразу съежился, затих, и бодрая улыбка рваным чулком мгновенно сползла с лица царевича.