Светлый фон

На сей раз — расстояние-то было почти одинаковым — он попал с первого выстрела.

— Тоже «кажись»? — насмешливо осведомился я у Исайки.

Тот изумленно покрутил головой:

— Ишь ты! Ловко! Это где ж тебя выучили таковскому?

— А вон князь наш порадел, — ухмыльнулся Федот и пояснил, демонстрируя бруски: — Эвон, какие нам палочки-выручалочки подсунул. В них-то все дело.

Исайка озадаченно уставился на них.

— Да ну? — недоверчиво протянул он.

— Вот тебе и «да ну». — Я махнул рукой, подзывая Дубца, держащего под уздцы мою лошадь, и, уже будучи в седле, сказал напоследок: — А знаешь, почему тебя, несмотря на лета, Исайкой кличут? Да потому, что у тебя ядра на девятый раз в цель попадают. А на Руси как кого величают, так и почитают. Батюшку-то твоего как звали?

— Да как и меня, Исаем, — растерянно ответил тот.

— Когда освоишь эту науку, а она нехитрая, и все прочие под твоим началом тоже, я сам первый тебя Исаичем назову, — пообещал я.

И назвал. Правда, не на следующий день, а через один, ибо пушкари под началом Исайки поразили щиты со второго, а кое-кто вообще с первого выстрела. Разумеется, целились они исключительно с помощью брусков — у каждой пушки свой, индивидуальный. Но учебу я на этом не закончил, распорядившись, чтобы и все остальные московские пушкари освоили новые прицелы.

И вот теперь над проведением стрельб и у пушкарей, и у стрельцов нависла угроза. Запасы пороха, свинца и ядер истощились, а пополнить их не на что — снова вопрос уперся в деньги. И на сей раз, обратившись в Опекунский совет, я получил отказ.

Глава 24 ТРИ СМЕТЫ В ОДНИХ РУКАХ

Глава 24

ТРИ СМЕТЫ В ОДНИХ РУКАХ

— Сам ведаешь, князь, что ныне с казною творится, — почти виновато пробасил Федор Иванович Мстиславский. — Понимаем, на доброе дело деньга надобна, но где ж ее взять? Ежели токмо у аглицких купцов, но мы пока от них по твоему настоянию ни рублевика не получили. А со своим прибытком худо. Тут же помимо ядер одним пушкарям эвон сколь всего требуется. — Он вновь взял в руки составленный подьячим из Пушкарского приказа список и процитировал: — «Десять холстов, триста листов бумаги доброй, большой, толстой, двадцать два пятка льну мягкого малого, осьмеро возжей лычных, двадцать гривенок свинцу, восемь овчин да восемь ужищ льняных, по двадцати сажен ужище…»

— Сумма не столь и велика, — бесцеремонно перебил я его.

— Невелика, — вздохнул он, отложив список в сторону. — Но ежели к ней цену шестисот ядер присовокупить, да порох, да стрельцам свинец, как ни крути, а тыщи получаются. В казне же, сам слышал, — он кивнул на Власьева, — не ахти…