Не понравился такой поворот не одному мне, но и Козьме Миничу, предложившему не теряя времени раздать оружие из государевых арсеналов простым горожанам. Это дело. Я и сам о том думал. Худо-бедно, но пару-тройку тысяч вооружить получится. И вообще, было бы желание драться, а выйти на стены можно и с багром (вместо копья), и с топором (вместо бердыша).
Так, так, а что скажет Романов? Но он не успел, ибо заметил меня и остолбенел, выпучив глаза и разинув рот. Странно, вроде не покойник перед ним, так чего ж он вытаращился на меня?
Глава 26. Кому оборонять Москву?
Глава 26. Кому оборонять Москву?
Заметив загадочное поведение боярина, остальные тоже принялись оборачиваться. Я и десяти метров не проехал, как толпа загудела. Ехать стало легче – все охотно расступались, давая дорогу. И смотрели на меня, не взирая на то, что говорил про моих людей Романов, ласково, с улыбкой. Да и выкрики их радовали. Если кратко, сводились они к одному: теперь им никакой татарин не страшен.
Однако, и репутация у меня. Жаль, что на сей раз мне ее нечем подкрепить. Но будем надеяться, что это явление временное.
Первым из стоящих на Царевом месте подал голос Горчаков.
– Здрав буди, княже. А где ж люди твои, что их не видать? Неужто татаровья побили, покамест ты сюда пробирался?
И опомнившийся боярин Романов следом:
– А государя-то, государя куды дел? Он же к тебе отправился.
Я в ответ ни слова. С обреченным видом махнул рукой в сторону Никольской и сокрушенно вздохнул. Хотел и шапку снять, но подумалось перебор получится. Разве попозже, а пока рано.
Логично решив, что я боюсь сообщить неприятную новость, Романов посуровел и, выждав паузу, возмущенно взревел:
– Так ты что ж, не уберег его?!
Люди в толпе сокрушенно охнули, взвыли, запричитали. Я вновь промолчал, неспешно подъехав к Лобному месту и тяжело поднимаясь на него.
– Чтой-то часто государи гибнуть стали, кои у тебя заступы просили, – с подозрением протянул боярин, оглядываясь на своих приспешников, стоящих позади.
Те дружно подхватили, разом загомонив и принявшись выкрикивать:
– То Дмитрий Иванович смертушку себе сыскал.
– Теперь Федор Борисович.
– А может он его сам… того?
– Известно, иноземец, а они завсегда супротив Руси.