Она неожиданно заплакала. Лавр отвернулся, а его мамочка принесла носовой платок.

– Простите, простите меня, – хлюпала носом Дарья Марьевна. – Его арестовали, нашего Ивана Осиповича. В их доме был обыск. Мими боится туда возвращаться, уже два дня живёт у разных подруг. С работы её уволили. А квартира-то служебная.

– Ой, беда! – сказала мамочка.

– За что его взяли-то? – поинтересовался Лавр.

– Они найдут, за что. Был бы человек хороший. И ведь не первый он, не первый! Многие из наркомата исчезли, не знаю куда. Мими боится, что и её посадят.

Она выпрямилась, и произнесла сурово:

– Я решила поселить её здесь, у меня. Что ж ей мыкаться и всего бояться…

– И правильно! – обрадовалась мамочка. – Лаврик, ты как думаешь?

Он усмехнулся:

– Я думаю, если будет нужна, то и сюда придут. Другое дело, захотят ли? Ведь она, как я понимаю, низовой работник?

– Да, делопроизводство, переводы с языков…

– А как же наш дядя Ваня? Он идейный, – засомневалась мамочка.

– А работать она где будет? – спросил Лавр.

– Дяде Ване скажу, что Мими – сестрица моя двоюродная, из Ленинграда. Будет суд, наверняка выявится ошибка, и отпустят Ивана Осиповича. До тех пор она тут поживёт. А работа… У нас есть знакомства в издательствах. Можно зарабатывать переводами, или надомным редактором, или корректором…

Мими – то есть Людмила Ниловна, оказалась миловидной дамой невысокого роста. Большие круглые влажные глаза в обрамлении длинных ресниц, которыми она часто помахивала, придавали ей вид женщины в беде, и любой нормальный мужчина, увидев её, сразу пожелал бы её спасти. Лавр подумал, что это из-за сильной близорукости. Он прикинул в уме, что ей примерно тридцать – тридцать пять лет, хотя из-за неприятностей, пережитых ею, женщина выглядела старше.

В общем, поселилась она у Пружилиных, познакомились с ней соседи – и после этого Лавр её недели две вообще не видел. Потом как-то вместе пили чай на кухне – но она больше молчала. У него было полно своих дел, а у неё своих, и поскольку ничего он о ней не знал, кроме того, что она, по рассказу Дарьи Марьевны, делопроизводитель в конторе, то Людмилой Ниловной и не интересовался. Живёт, и живёт. Пусть себе.

Что Людмила – дамочка с интересной судьбой, он выяснил случайно.

Ближе к концу февраля, после обеда, они одновременно вышли в прихожую, и он, удерживая своё драповое зимнее пальто чуть ли не в зубах, ухитрился её лёгкую шубку подать ей! И потом с улыбками и смехом вместе вышли из подъезда.

В такой ситуации идти по бульвару к метро и молчать – было бы неучтиво и глупо.