Мгновение киприотка колебалась, изучающе смотря снизу вверх на германца. Коротко тряхнула ладонью – клинок пропал в складках пестрого одеяния – подошла ближе, ухватилась за ремень упряжки и сноровисто взлетела на круп лошади. Под дополнительным грузом животное переступило с ноги на ногу, недовольно помотав головой. Тонкие руки, перехваченные в запястьях множеством позвякивающих золотых браслетов, обхватили мессира фон Райхерта за пояс.

– Поворачивайте фургоны, – бросил германец. – Возвращаемся.

Уже удалившись на десяток шагов, он краем уха расслышал приглушенный женский вопль и вспомнил про вторую девицу, блондинку. Передернулся, представив, каково ей придется в обществе скоттов.

– Такова извечная судьба женщины, – негромко произнесла спасенная. Голос у нее оказался низкий, грудной, с еле заметным придыханием, а норманно-франкские слова она произносила с легким пришептывающим акцентом, не всегда правильно выстраивая фразы. – Хотя порой Приснодева шлет нам спасение. Ничего, Лидия сильная, она выдержит. С ней уже было такое.

– Кто вы? – наконец-то собрался с духом мессир фон Райхерт. – Как вас зовут?

– Хониата, – с достоинством представилась сидящая на крупе его лошади благородная девица. – Елена-Даниэлида из фамилии Хониатов. Рожденная в Константинополе, если кирие рыцаря это интересует. Последние два года я… я была… как это на франкском языке… амика здешнего господина. Невенчанная жена, подруга, – четко и недвусмысленно обозначив свое социальное положение в мире, византийка добавила: – Моя семья щедро заплатит, если кирие пожелает выкуп.

– Я ничего с вас не возьму, – пожалуй, слишком поспешно откликнулся германец. – Как только появится возможность, я немедленно отправлю вас к вашим родным…

Ему послышался еле различимый гортанный смешок. Весь путь до лагеря крестоносцев Елена-Даниэлида хранила молчание, и мессир Райхерт сожалел только об одном: что обратная дорога оказалась такой короткой.

* * *

Уже подъехав к пределам лагеря, мессир фон Райхерт выругал себя за непредусмотрительность и скупость. Он не содержал слуг и у него не имелось оруженосца, чьим заботам он мог поручить леди Хониату. Барон Мелвих располагал местом в общем шатре, где, помимо него, обитало еще пять человек. Было бы до чрезвычайности неловко разместить в сугубо мужском обиталище утонченную кипрскую даму. А уж ехать через крестоносный лагерь с женщиной за спиной… От этой мысли Гунтеру сделалось не по себе.

– Вам некуда меня поселить? – проницательная византийка на редкость верно истолковала ерзанье и озадаченное покашливание своего спасителя. – Не беда. В великом походе вас наверняка сопровождают братья или сестры какого-нибудь монашеского ордена? Они милосердны и наверняка не откажут в приюте, пусть я не совсем одной с ними веры.