– Нет, я хочу…

– Не трогать! – зрачки толстяка полыхнули жутким багровым пламенем. – Чтоб было понятно: это не моя воля, это Его воля. Теперь уже Он имеет серьезные виды на вашего человека. Так что повторяю: не только не трогать, не только не чинить ни малейших препятствий, но и всячески способствовать здоровью, славе, богатству и процветанию Сержа де Казакоффа, барона де Шательро. Это приказ. Впрочем, в утешение вам напомню: одной из высших форм неудовольствия Князя является клятва никогда не вставать у человека на пути, чего бы он ни добивался. И тогда человек сам, без всякой мистики, отыщет на свою голову таких неприятностей, которые все демоны Нижнего Мира не могли бы измыслить нарочно. Эх… люди, люди…

Мэтр удалился глубоко заполночь – выйдя из шатра, как подобает приличному человеку. На пороге недовольно поежился, раздраженно бормотнув «ну да, ну да, Рождество все-таки…» и заторопился к коновязи, где одиноко скучал белый иберийский мул под высоким седлом, в сбруе, украшенной множеством колокольчиков. Взгромоздившись на верную животину, мэтр Бегемот растворился в темноте.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ ИЕРУСАЛИМ: ГРАД ОБЕТОВАННЫЙ

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

ИЕРУСАЛИМ: ГРАД ОБЕТОВАННЫЙ

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ Жизнь частная и общественная

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Жизнь частная и общественная

20 января 1190 года.

Константинополь, столица Византийской империи.

Город выплывал из тумана медленно и неторопливо, как разворачивающийся на рейде броненосец, складываясь в огромную мозаичную панораму из скалистых обрывов, предместий, выходящих к берегу городских укреплений, дворцов и перенаселенных кварталов, карабкающихся вверх по склонам холмов. Над городом висело свинцово-серое облако, исторгнутого печными трубами. Горький запах горящей древесины долетал даже сюда, на борт неторопливо входящего в гавань нефа.

– У них там что, пожар был? – обеспокоился Мишель де Фармер, героически торчавший на верхней палубе почти с самого рассвета – так ему хотелось первым увидеть великий град базилевсов. – Или беспорядки? Смотрите, вон сколько сгоревших домов! – более дальнозоркий по молодости лет, нормандец указал на черное пятно пожарища, раскинувшееся почти на четверть квартала. Посреди сожранных огнем жилищ гордо возвышался закопченный остов церкви, легко опознаваемый по двум уцелевшим малым куполам.

– Все может быть, все может статься… – меланхолично ответствовал собеседник Мишеля, почтенный Ангерран де Фуа. Долгое путешествие – протекавшее гладко, но скучно – настроило старого рыцаря на желчно-скептический лад. – Мятежи и бунты – традиционное развлечение ромеев, мой юный друг. Так же как и поджоги родного города. Легкая разруха является столь же характерной и неотъемлемой чертой Константинополя, как базары в Александрии или религиозные процессии в Риме.