– Роська… – Арина задумалась, потом тряхнула головой, – удивительно, но Роська про войну откуда-то знает, и про лихость воинскую тоже знает… – она замялась, как будто подбирая слова. – Похоже, он единственный из отроков на войну с открытыми глазами идет.
– Откуда ж ему знать-то? – Верка недоуменно пожала плечами.
– Видать, было у него что-то в прошлом… – при этих словах бабы дружно уставились на Анну.
– Было… Все они к нам со своим прошлым пришли… об ином им лучше и не напоминать. Тем паче, что нам сейчас о другом думать надлежит… – Анна подтянула к себе откатившийся пергаментный свиток. – Я вам что хотела сказать, бабоньки… Вы, – она поочередно кивнула Ульяне и Вере, – хорошо знаете, что это такое – ждать своих мужей, а остальные только начинают этому учиться. Тут никакая помощь лишней не будет.
– Ты об чем это, Анна Павловна? – с удивлением уставилась на нее Ульяна. – Что делать-то надо?
– Молиться! – Анна оглядела собравшихся на кухне женщин: Арина и Вея как-то враз поскучнели, Вера и Ульяна смотрели изумленно – не этого они от боярыни ожидали. Отошедшая к печи Плава резко обернулась и с горечью спросила:
– Кому молиться-то? Христу? Или еще кому-то? Очень им нужны наши молитвы… толку-то от них…
– Вижу, бабоньки, не ждали вы от меня таких слов. Удивлены, да? Ну да это ненадолго. Я не в церковь вас позвать хотела, а про особую молитву рассказать.
– Какую еще особую? Опять отец Михаил что-то из книг вычитал? – спросила Верка.
– Вычитал, но не отец Михаил, а мой Мишаня. Рассказывал он мне, когда раненый после бунта в Ратном лежал… Был в какой-то стране в далекие времена обычай: вместе с войском в поход ходили особые книжники-летописцы, чтобы своими глазами видеть, что в походе том случается, и записать все, как есть – людям на память и потомкам в назидание. Они и то, что сами видели, на пергамент заносили, и других расспрашивали, не только воевод, но и простых воинов – так сказания о разных походах до нас и дошли.