Саму же операцию по освобождению Княжьего погоста Корней оценил не очень высоко:

– Меньше полусотни ляхов, да еще и между собой перегрызшихся… могли бы и быстрее управиться! Не надо было вообще погостных охламонов на ляхов напускать – пускай бы одни убегали, а другие догоняли. Выждали бы, пока они все из усадьбы выскочат да промеж себя хлестаться начнут, и добили бы оставшихся!

– Да кто ж знал, деда?..

– Теперь будешь знать и в другой раз не промахнешься! А всего в твоем возрасте знать невозможно, какие б тебе книги читать не довелось – жизнь… она такая, что ни в книгах, ни в былинах… Кхе! Иди-ка ты, Михайла, спать, отроки-то твои уже дрыхнут, всю ночь ведь суетились. Э-э, погоди, дай-ка и я с тобой схожу, ты где лечь-то собираешься?

На то, что Корней собирается укрыть внучка одеяльцем и спеть ему колыбельную, Мишка, конечно же, не рассчитывал, но и оплеухи сразу после того, как за ними закроется дверь, тоже не ожидал, однако получил. От второй затрещины ему удалось увернуться, но потом пришлось терпеть, поскольку приказ «Стоять! Приказываю стоять! Смир-рно!» – дед произнес таким тоном, что ослушаться было невозможно.

Корней еще дважды попотчевал внука с обеих рук, а потом (было заметно, что с трудом сдержавшись), отошел в сторону, опустился на лавку и только тогда взялся объяснять причину наказания. Как ни странно, в голосе его превалировала не злость, а горечь, даже, как показалось Мишке, обида.

– Я-то, старый дурак, обрадовался, когда ты урядникам запретил болт на самострел накладывать. Вот, думаю, наконец-то Михайла смысл начальствования понял, теперь перестанет сам во все дырки лезть! А ты? На кой тебя в усадьбу понесло? И не говори, что ребята без тебя не управились бы! Степка-то сообразил еще пятерку вам на помощь привести!

А если бы ты не в усадьбе был, а снаружи? Ведь мог же все три десятка отроков через ворота внутрь послать, раз уж там проход удалось расчистить! Все лучше, чем, как собакам, на забор кидаться! А в тридцать самострелов… да еще с ребятами, обученными в тесноте драться, вы бы ляхов перещелкали, те бы и охнуть не успели! Но для этого тебе надо было снаружи быть и командовать, а ты по-дурному внутри голову подставлял!

Так что все трое убитых – на твоей совести! И не гляди на меня так! Наверняка ведь думал, что трех мальчишек за добро боярина Федора отдать пришлось! Ведь думал же? Ну, чего молчишь? Думал? Признавайся!

– Думал, деда… потом понял, что цена гораздо выше, потому такой разговор с дреговическими старейшинами и устроил. Треска этот… не простой муж, я так думаю…