В новых, прибалтийских республиках СССР главным решением стало уже упомянутое ранее переформирование личного состава „национальных“ стрелковых корпусов, в тот раз стрелявших в спину своим командирам и радостно, с оружием в руках перебегавшим к немцам – например, на территории бывшей так называемой „независимой Литвы“ в „другой истории“ почти девять десятых из 18-тысячного стрелкового корпуса перебежало к немцам.

В этот раз сего не было, как и горьких поражений РККА в яростных танковых битвах в Прибалтике. А в Вильнюсе и неделей позже было относительно спокойно (насколько может быть вообще в прифронтовом городе), хотя авианалёты люфтваффе и воздушные бои над столицей Литовской ССР, разумеется, имели место быть.

Фронт, хоть и приблизился, но сражение за мосты около Алитуса и иная инкарнация Расейняской битвы принесли лучшие итоги.

Стратегическое решение по прибалтийским стрелковым корпусам принималось в Москве, а танковые битвы с лучшим итогом, фактически, вели те же люди. В намного более подготовленной встрече незваных тевтонских гостей участвовал один из тех двоих, которые лежали в упомянутой палате госпиталя № 235.

И в нём, в качестве пациента, среди многих прочих бойцов РККА в сём госпитале, сейчас находился на излечении человек, командир танковой дивизии, в ином ходе времени и истории к этому дню уже ушёл в вечность, сражаясь за свою Советскую Родину. Чьё тело было погребено сослуживцами рядом с сейфом с документами дивизии в безымянном лесочке. В месте, оставшемся не найденным и в 21-м веке истории мира Рожкова.

Он отдал тогда свою жизнь за СССР. В отличие от тех оборотней, которые, нацепив отличительные символы РККА, на свою (часто ещё старую) форму, предали в момент боёв за Вильнюс. Чтобы стать шавками Гитлера…

Здесь же он был жив, хоть и ранен – Егор Николаевич Солянкин, бывший также, как и в „тот раз“ командиром 2-й танковой дивизии… А его соединение сдержало натиск врага в одном из самых важных сражений начального периода войны. Но сражалось оно чуть-чуть южнее…

* * *

Е.Н.Солянкин… возвращение к ощущению себя, своего существования было не самым приятным. Резь и жжение в боку мешали сосредоточиться на том, что окружало. Хотя вскоре он понял, что, видимо, всё обернулось к лучшему.

На койке у другого конца окна постанывал в тревожном сне отвернувшийся к стене перебинтованный сосед. А комдив 2-й танковой, сообразивший, что его спасли из горящего танка и он, похоже в каком-то госпитале, уже собрался кого-либо позвать, как раздался скрип дверных петель…

Егор Николаевич до сего момента смог восстановить в памяти ход событий двух дней сражения. Размах и ярость танковой битвы не стали для него нежданными – комкор Ерёменко ясно дал понять, какова цель их корпуса, для выполнения которой они должны, если понадобиться – и лечь костьми. Остановить удар одного из бронированных кулаков германца – который будет прорываться к Вильнюсу. Комдиву не нужно было объяснять, как важен для немцев захват мостов через Неман.