– Сожгут, понятно. Вместе с ведьмовством ее.

Михайла опять кивнул. Монетка из рук в руки перешла.

– Благодарствую.

И к Фёдору.

– Ведьму жечь будут, царевич. Дымом провоняем.

Фёдор на него только рукой махнул. И остался посмотреть.

И как несчастную к столбу привязывали, а она ярилась да плевалась.

И как хворостом обкладывали, обливая его ледяной водой.

И как поджигали его, и мехами дым отгоняли – не задохнулась бы ведьма проклятая раньше времени…

Фёдор смотрел не отрываясь, каждой секундой наслаждался. А Михайла…

На ведьму он не смотрел, противно было. А вот крики слышал. И запах чуял, а уж когда на Фёдора посмотрел…

Вот тут Михайлу и пробрало.

Кинулся он за ближайший помост – и так там проблевался, что чуть кишки не выплюнул. До того мерзко ему было видеть от пота блестящее, влажное лицо царевича, глаза его выпученные, язык, который губы облизывает…

Фёдор наслаждался.

Каждой минутой мучений несчастной, каждым криком, каждым стоном наслаждался.

Определенно, что-то с ним не так.

* * *

– Ах ты дрянь такая-сякая! Замуж тебе?! Да я тебя…

Крик разносился по всему терему.

Устинья вылетела из светлицы, словно ошпаренная кошка. Что случилось-то? Почему ее батюшка так кричит?