– Батюшка, я… не бабского это ума дело, понимаю. Виноватая я со всех сторон…

– Да что ты такого натворила?! – окончательно вышел из себя боярин.

– Тятенька, я языки сама учить взялась. Хотела вас просить, чтобы мне учителя наняли, да не насмелилась… сама пыталась. А тут крик… Аксинья тебе вперед меня рассказать хотела, подумала я, что ты на меня прогневался!

Боярин только головой покачал.

Какие ж бабы дуры!

– Какие языки ты сама выучила?

– Латский да франконский. – Устя даже не покраснела. Хотя знала и другие, но эти самые ходовые. И простые, кстати, тоже. Джерманский, лембергский куда как сложнее.

– Ну, скажи что-нибудь по-франконски.

Устя кивнула.

– Ком алле-ву? [34]

Спросив у дочери то, что сам помнил, боярин задумался.

С одной стороны, не бабское это дело – учение. Понятно, читать – писать – считать. Это уметь и знать надобно. Но что-то большее – к чему? Бабье дело семьей заниматься.

С другой стороны… а что с другой стороны? Ему-то что с того? Вот замуж выйдет, пусть муж с ее придурью и разбирается.

– И ради этого ты так бежала и орала?

Устя потупилась.

Ну не скажешь ведь: бежала, чтобы не дать тебе глупость сделать, орала, потому что ты, батюшка, орал, другого способа до тебя достучаться и не было.

Боярин кивнул:

– Дура как есть. Хорошо, иди да Настасью сюда кликни.

Усте это не понравилось. Она тут на весь терем себя дурой выставляет, чтобы Настьку все-таки запороли? Вот еще не хватало!

– Батюшка, знаю, что не в свое дело я лезу…