Ветер нес легкую дымку над старыми кварталами, солнце поднялось ровно в зенит, заливая город запахом горячей глины и высушенного бетона, когда на улице показались дядя Сарт и Хаким, поддерживающие под руки маленького старика в черном халате из превосходного шелка, в зеленой чалме совершившего Хадж мусульманина; Хаким нес еще перевязанный шпагатом сверток.

Вглядевшись в лицо старика, Самвел оборвал речь на полуслове, и девушка даже не обиделась, потому что посмотрела в глаза новому гостю тоже, и тоже вздрогнула.

Тогда пилот поднялся молча, без единого слова, сунул ноги в туфли, уже покрывшиеся желтой глиняной пылью, и вышел на улицу. Дядя Сарт не проронил ни слова, молчал и Хаким. Подлетела машина, таксист с неподдельным уважением усадил ходжу на заднее сиденье, сверток уложил ему на колени. Самвела разместили на переднем, чтобы показывал дорогу к аэропорту. Дядя Сарт и Хаким сели по обе стороны от молчаливого черного старика, и машина пошла сперва по брусчатке старой Бухары, затем по выкрашенному белым бетону новой, затем по плитке аэропорта; пилот не вспомнил, как погрузились.

Дирижабль свой Самвел знал как пять пальцев, полетный план согласовали заблаговременно, так что старт и установку на курсе Самвел выполнил все в том же странном беззвучном состоянии, словно бы в давно придуманном и вот, наконец-то, исполненном заговоре.

Через два часа дирижабль отдал тросы высадочной платформы; как ни горел от любопытства Самвел, но покинуть рубку не отважился. Хаким, его дядя и старик вышли в загадочную долину, под безжалостное солнце бывших Черных Песков, теперь перетянутых живыми следами озеленительных колонн.

Старик, увидев блестящие на свету стебли, обезумел. Упав на колени, он так прополз несколько метров, обнял бамбук, словно живого человека, и сказал только:

— Ты видишь, Джевет? Это они! Это они, они!

И дядя Сарт, вовсе не удивившись незнакомому имени, только кивнул:

— Аллах велик.

— И все по воле его, — сказал старик. Поднял глаза к небу, и Азраил ответил безмолвным согласием: воистину, ты оказался прав. Мне отсюда хорошо видно, где пески уступают зелени, а где вместо пряностей сажают мак. Я приветствую тебя на правильной стороне, человек!

Старик огладил чалму и тоже улыбнулся: одного лишь терпенья меня не лишил Азраил!

А потом осунулся лицом в коричневые теплые корни бамбуковой стены, и Хаким тигриным прыжком бросился к платформе, а наблюдавший сверху Самвел спустил ему аптечку. Любой озеленитель знал, что делать при солнечном ударе в песках, но тут ничто не помогло.