Галлер смотрел сквозь рисунок на темно-синие глаза докладчика. Корабельщик пожал плечами:

— Тот линкор принял бой в одиночку, и его гибель закономерна. Танк в городе без прикрывающей пехоты тоже долго не живет, но полезность его никто уже не оспаривает.

Погасив синий экран, Корабельщик прибавил:

— Авиаторов мы тоже найдем, чем порадовать. На дальней дистанции встретят истребители с наших авианосцев, поближе тяжелые универсальные пушки, вплотную те самые зенитные автоматы. Опять же, радары.

* * *

— Радары мы понемногу делаем, но, как и все остальное, в гомеопатических дозах.

Бонч-Бруевич прошелся вдоль заваленных инструментами и полусобранными моделями столов, потеребил черную густую бороду:

— Электромоторы — дефицит. Магнетроны — дефицит, все ручной сборки, все трубки поименно, у каждой свой характер. Пока что наши радары годятся лишь пускать пыль в глаза большому начальству. Элементы питания — дефицит… Кстати, в вашем задании ошибка. Двести пятьдесят вольт — это анодное напряжение. Напряжение накала можно снизить вольт в двенадцать, или даже в шесть, при некоторых условиях. Скажите, вы ошиблись намеренно? Чтобы заставить нас думать и все же найти тетрод, четырехсеточную лампу, что снижает анодное напряжение до восьмидесяти вольт… И мы снизили вес батарей чуть ли не впятеро!

Бонч-Бруевич помолчал и закончил тихим голосом:

— Но мы здесь, в Казанской лаборатории, очень сильно обиделись. Если вы знали ответ, почему просто его не сказать?

— Увы, — Корабельщик развел руками, покаянно склонил голову. — Я не специалист во всех областях. И ответа я не знал.

Бонч-Бруевич отошел к обычному стулу с пятнами от кислоты на лакированных планках, сел, поправил белый лабораторный халат:

— А мы-то полгода голову ломали: что за хитрость? Зачем? Порой мне кажется, что мы слишком привыкли опираться на ваши сведения и разучились думать самостоятельно. Среди людей странное ощущение: все ждут вашего отбытия, как ждут отпуска или отъезда начальника предприятия. Тогда, наконец, настанет подлинная свобода.

Корабельщик нахмурился:

— Отберите людей, которые способны шагнуть за рамки представленных мной бумаг. Они-то и есть настоящие ученые, им, сколько сведений не выдай, все мало.

— Единицы.

— Да, таких никогда не будет много, — Корабельщик тоже сел вполоборота на испятнаный паяльной кислотой стул. — Но только эти и есть настоящие. Кому интересно не столько освоить и получить премию, сколько разобраться, в чем же суть.

Бонч-Бруевич улыбнулся странно:

— Я никак не могу поверить, что вы все же уедете. Непривычное, невообразимое и страшное дело: знать, сколько тебе осталось. Постойте! — Бонч-Бруевич отстранил возражения уверенным движением ладони. — Я инженер и должен верить расчету, верить цифре и логике. Но сердце им противоречит. Черт возьми, окажись вы крылатым осьминогом, вас бы приняли стократ легче.