Светлый фон

Сталин аж поперхнулся:

— Шо, опять???

Корабельщик только руками развел.

— … Все данные у вас будут. Вот, вернетесь в Москву и восстановите там…

— Прежний курс?

— Не стану советовать. Рулите сами. Что мог, сделал. Что знал, передал. Кого сумел, спас. Кого не сумел…

Корабельщик махнул рукой, подошел к панораме:

— Шторм на горизонте. Впрочем, Бискайский залив бурями славится.

Сталин тоже подошел, поглядел на залегшую по небокраю черноту, на клубящиеся, вырастающие прямо на глазах тучи:

— Нам туда… Но зачем вы все-таки вмешались? Для чего?

— Как объяснял один хороший рассказчик, для себя это. Но и для вас тоже.

— Для нас? Мы мечтали, чтобы просто все были сыты. Чтобы каждая семья имела собственный дом. Не комнату или угол, а все-таки дом.

— Ну, такой-то коммунизм у нас к восьмидесятому году все же построили. Кушали простенько, но все вволю. Хлебом скот кормили. Да не зерном, буханками. Мудрым правлением партии, дешевле комбикорма выходило. Квартиры кривые и щелястые, но получали все. Совсем все. А главное, все ощущали алмазную, непобедимой твердости, уверенность. Уверенность, что дальше будет все лучше и лучше. Самый точный индикатор уверенности в будущем не слова в опросе, а когда человек детей заводить не боится. Когда знает, что хватит им и жилья, и работы не за копейки, и места для внуков. Так вот, рождаемость выше всего поднялась именно в конце семидесятых. У меня в классе вместо двадцати человек училось когда сорок два, когда сорок четыре. А в школе три смены. Не две даже, три. И классы до буквы «Е».

— Так о чем же вы мечтали, если столько всего имели? Что вы хотели построить?

Линкор выполнил первую за весь разговор эволюцию: плавный поворот к югу, и только тут, по взлетевшим крыльям пены, Сталин понял, насколько быстро прет по морю этот невообразимый корабль; может быть, и вовсе ненужный, только сбивший с толку, скомкавший естественное течение истории, поманивший несбывшейся надеждой.

Командир проклятого линкора переменил голос на четкий, лекторский:

— Все опять упирается в определение. Я возьму оксигеновское, из Квинта Лициния, нравится оно универсальным подходом. Слушайте:

«Коммунизм — это общество, в котором преодолены все формы отчуждения человека и созданы все условия для его самовыражения, свободного действия. Социализм — это общество, которое осознано и планомерно развивает себя в коммунизм».

— А Маркс определяет через отношение к собственности. Вам же известна теория классов?

— Разумеется. Но цель — маяк надолго. А отношения собственности, производственные, могут меняться. Вот, к примеру, как наши философы-идеалисты представляли себе рай, вот розовые мечты нашего века…