Значит, так кому-то там, на самом верху, нужно… И я, запрокинув голову вверх, в синий купол неба, зацепился взглядом за белые шапки облаков.
Обратный путь на аэродром мне пришлось проделать пешком. Про автомобиль все как-то разом после завершившегося разговора дружно забыли. Но это и хорошо. Можно спокойно пройтись, подумать, разложить по полочкам весь этот разговор. Успею я с вылетом. Некуда торопиться.
Тишина на поле. Пусть оно и небольшое размерами, но всё равно для меня это лётное поле. Лодки и гидросамолёты с воды летают, так что моим мыслям никто не мешает, никто не отвлекает, никого постороннего вокруг нет.
Ещё раз прохожу с осмотром вокруг самолёта, отбрасываю лишние сейчас размышления о недавнем разговоре и полностью сосредотачиваюсь на предстоящем полёте.
Запускаемся, готовимся к взлёту и летим в Либаву. Михаил притих у себя в кабине, даже не возится. Тоже раздумывает, наверное, потому как я его сразу же озадачил поступившим предложением. Пусть голову поломает и примет решение — оставаться ему в Ревеле или ехать со мной в столицу принимать новый самолёт. Не всё там просто будет. Придётся и поучиться…
Вот такие воспоминания крутятся сейчас в моей голове под неумолчное монотонное тарахтение мотора. И неизвестно ещё, что крутится быстрее, мои мысли или пропеллер перед глазами. Да ещё этот разговор с Остроумовым о Гатчинской авиашколе! Прокручиваю оба разговора и понимаю, что трудно мне придётся по возвращении. Прямо узел какой-то вокруг меня завязался…
Сейчас, когда мы возвращаемся назад, в Ревель, на истерзанном самолёте и на последних резервах еле дышащего мотора, я прекрасно осознаю, что нужно было не брать паузу на раздумье, а сразу идти с разговором к Сергею Васильевичу и в этот же день отправляться в Петербург. Зря столько времени потерял, всё без толку. Ну, почти всё. Ведь кое-что я всё-таки сделал. Какой-то задел на будущее, хочется надеяться.
Почему мою голову терзают столь мрачные мысли? Да потому что вся эта командировка обернулась практически впустую потерянным временем. Хочется надеяться на обратное, но после того, как столкнулся с неповоротливым армейским управленческим аппаратом, его инертностью и разобщённостью, последние надежды развеялись в прах. Да мне небеса благодарить нужно за нормальное ко мне отношение и участие Остроумова и Эссена…
Нет, я само собой исправно поднимался в воздух, выполнял облёт по предварительно согласованному маршруту, докладывал после посадки обо всех замеченных в море судах. И всё шло как обычно. Даже умудрился один раз забраться на территорию, занятую противником. Довелось и бомбы сбросить по колоннам на марше, и из пулемётов по разбегающимся немцам вволю пострелять, и пофотографировать результаты своих действий. Где была такая возможность, само собой. Но уже прежнего задора не было, ясно понимал, что это не те масштабы. Так, если только попугать да пошуметь немного. Нечего мне больше в Либаве делать.