В крохотной подвальной каморке, освещаемой сейчас только тусклым светом из грязного окошка под самым потолком, всё близко. Привстав, он похлопав по жилетке с червонцами, снятой с вечера по случаю липкой жары.

Плотная ткань, набитая монетами до полной кольчужности, дырявой тряпочкой упала на бетонный пол.

– Господи, – засуетился мужик, охлопывая жилетку, – господи…

Вцепившись большими руками в давно не стриженные волосы, он завыл волком, исказив лицо.

– Аксинья… сука… — он встал, страшно щерясь, – не бить просила? Кровиночку? Вот кровиночка твоя, вот!

Дырявая ткань хлестнула женщине по лицу, а следом полетел тяжёлый кулак. Справный мужик Иван Карпыч вколачивал в тело опостылевшей супруги кулаки, а потом и ноги, вбивая в тело несбывшиеся надежды.

***

Подходя к Столешникову переулку, Антон Павлович заслышал приближающиеся звуки аккордеона, доносящиеся откуда-то…

… сверху!? С крыши?!

Удивительно сильный и красивый голос, который не портила даже лёгкая хрипотца. Знакомый голос.

— Так это, -- улыбаясь в полуседую бороду, объяснил опирающийся на метлу дворник, заметив оторопь Чехова – воспитанник Гиляровских, известный нарушитель спокойствия!

– Вот шельмец! – дворник, не скрываясь уже, улыбался, с удовольствием слушая необычный концерт. Несколько прохожих, остановившись, задрали головы, и с улыбками смотрели на паренька с аккордеоном. Вышла во двор служанка, остановились играющие дети, задрав головы.