Мой взгляд упал на второй рубильник. Интересно, а он что включает? Вроде лампы горят уже по всему трюму. А может… Мелькнувшую в голове догадку я решил проверить на практике. Рычаг пошёл туго, пришлось приложить чуть ли не последние силы обезвоженного организма. В недрах рубильника что-то щёлкнуло, замыкая контакты, а спустя пару секунд раздалось гудение и створки крыши трюма начали свой подъём, впуская внутрь звуки моря.

А ларчик-то, оказывается, просто открывался. На то, чтобы от счастья увлажнились глаза, оставшейся внутри меня жидкости всё же хватило. Я даже истово перекрестился, благодаря Господа за спасение православной души. Не для того я проделал такой путь, чтобы сгинуть так глупо, ни за понюшку табака.

Снаружи было темно, видно, стояла ночь, и никто пока шума не поднимал по поводу открывшегося трюма. Забраться наверх самому не представлялось возможным из-за высоты потолка. Даже со штабеля досок не получится, не настолько они и высокие. А складывать пирамиду у меня просто не хватит сил. Да и чего лишний раз суетиться, рано или поздно меня всё равно обнаружат. Даже если вахтенный задремал, к утру всё одно должны забегать. И, следовательно, придётся как-то объяснять своё присутствие в трюме.

По моим прикидкам, мы уже в любом случае должны были покинуть территориальные воды СССР, а значит, меня вряд ли высадят на берег и сдадут советским властям. Тем более я могу прикинуться пусть и не англичанином или американцем, поскольку владел языком не в совершенстве, а, к примеру, немцем. Детство, проведённое в ГДР, на всю жизнь обеспечило меня знанием языка Шиллера и Гёте. А обдурить америкосов, среди которых вряд ли имеются знатоки немецкого, будет проще простого.

Правда, прикид у меня явно совковый, да ещё как объяснить, что немец оказался в трюме после отплытия из Архангельска? В германские порты по пути в Советскую Россию они вряд ли заходили. Ладно, будет день – будет и хлеб. А сейчас мне оставалось только ждать. Я сидел на досках и жалел, что сейчас не идёт дождь. Он пришёлся бы весьма кстати.

Час прошёл или пять, я не знал, мои внутренние часы засбоили на фоне истощения организма. Но постепенно небо начало сереть, а затем я услышал крик на английском: «Что за ерунда?!»

Это заставило моё сердце колотиться чаще, но я по-прежнему сидел, ничего не предпринимая, на какие-то телодвижения почти не осталось сил. А тем временем дверь трюма наконец распахнулась, и в светлеющем проёме показались трое: два матроса и позади них немолодой, кряжистый бородач в фуражке, по центру которой красовалась потёртая эмблема в виде якоря. Возможно, и капитан данного судна, но уж точно не простой матрос.