— Кажется, есть, — выдохнул тот и устало побрел к берегу.

— Пройдут пушки?

— Должны.

— Замерз?

— Да как бы не май месяц!

— Налил бы тебе водки, чтобы согреться, но, увы, нету!

В ответ на это Дмитрий только покачал головой и, отцепив от пояса жестяную флягу, сделал изрядный глоток. В воздухе отчетливо запахло спиртом, а унтер демонстративно закрутил крышку и вернул фляжку на место.

— Вам, вашбродь, не предлагаю, вы за рулем.

— Что?! — выпучил глаза Самойлович.

— Верхом, говорю, — поправился Будищев. — Лошади отчего-то страшно не любят запах ракии. Будет жаль, если ваша брыкаться начнет.

— С чего это она брыкаться начнет? — удивился прапорщик, но вдруг его обычно смирный конь потянулся к унтеру, как будто пытаясь укусить.

— Вот видите, — невозмутимо заявил тот, немедленно отскочив. — Так хватанула бы, зараза!

Самойлович в ответ только посмеялся и, легонько поведя поводьями, отъехал к готовым к движению упряжкам картечниц.

— Трогай!

Повинуясь его приказу, ездовые хлестнули лошадей и начали переправу. Животные не особо охотно пошли в холодную воду, однако одни солдаты тянули их за поводья, другие подталкивали митральезы и зарядные ящики, так что скоро взвод Самойловича оказался на другой стороне. Затем наступила очередь пушек, и вслед за митральезами через Соленик двинулись упряжки четырехфунтовок. Они были куда тяжелее, но тем не менее общими усилиями и их удалось перетащить через водную преграду, после чего можно было двигаться дальше.

— Ну что, разложили костер? — спросил у солдат, замерзший и злой как черт Будищев.

— Так точно, — испуганно ответил один из них и боязливо глянул за плечо грозному унтеру.

Дмитрий оглянулся и увидел сидящего на коне Линдфорса, лицо которого не предвещало ничего доброго.

— Приказ был артиллерии выступать немедленно! — не терпящим возражения тоном заявил он.

— Так точно! — рявкнул в ответ Будищев, преданно поедая начальство глазами.