Павлина Леонтьевна Макарова приняла приглашение солотвинцев и летом 1966 года побывала на могиле сына и его боевых друзей. Материнское спасибо и земной поклон передала она солотвинцам, встретившим ее как родную. Подобно сотням и сотням тысяч других героев, сын ее прожил короткую жизнь и, как они, завоевал право на бессмертие.

Вспоминается и один эпизод далеко не героический, а, как говорят, обычный, житейский, который, на мой взгляд, достаточно наглядно характеризует психологию местного жителя прифронтовой полосы, долгое время находившегося на временно оккупированной территории.

Это было в ночь перед атакой на Солотвин на окраине села Кодня, где находился командный пункт бригады. Время было позднее, все текущие вопросы предстоящего боя как будто решены. Выдалась свободная минута, и можно было выпить чашку чая. На столе появились наши скромные фронтовые припасы: тушенка, хлеб, сахар и сало.

На пороге дома показался бородач. Отряхнув запорошенную снегом шапку, он промолвил: «Дiнь добрий, товарщу офiцер, чi, мабуть, полковнiк» — и принял мое приглашение к столу. Это был еще довольно-таки крепкий старик. Не снимая своей шубы, он молча и сосредоточенно пил чай — чашку за чашкой. По всему было видно, что в этом доме давно не шумел самовар.

— Вы бы, дедусь, сняли шубу-то, — предложил я, видя, как старик обливается потом и неловко тянется за сахаром.

Дед не спеша поставил блюдце на край стола, посмотрел на меня пристально, как показалось немного недоверчиво, и спросил, перемешивая украинские слова с русскими:

— А вы с войском-то надолго сюда пришли, чi, мабуть, не залишiтесь?

И когда я успокоил деда, сказав ему, что отныне Красная Армия погнала фашистские войска на запад бесповоротно, мой собеседник облегченно вздохнул, сказав: «Вот за це щiро дякую», — и расстегнул свой кожух. А потом оказалось, что под кожухом еще был кожух и еще что-то. Дед был похож на капустный кочан — одну за другой снимал он с себя одежки. Старик заявил, что при нем был весь его гардероб: «Тiкал от гадюк проклятых».

После того как дед (к сожалению, не помню его фамилии) разделся, он встал на деревянную лавку, достал со стены небольшое, старинное, в деревянной рамке зеркало. Не спеша отвинтил шурупы, отделил защитную доску с тыльной стороны, вынул оттуда вчетверо сложенную газету. Когда он развернул ее, мы увидели портрет И. В. Сталина — фотографию середины тридцатых годов.

— Колi так, то теперь нашего Верховного Главнокомандующего можно не ховать. Нехай дивiтся в червоном углу, — сказал дед и повесил портрет на видное место.