Вообще-то на «скорой» НИВЛ применяется редко. Во всяком случае, с этими целями. Наши кардиореаниматологи (а за ними и многие другие бригады) стали лет 10–15 назад активно использовать НИВЛ для купирования отека легких, но это совсем другая НИВЛ. Фактически, это обычная ИВЛ, просто через маску; а если есть режим СРАР (что, конечно, лучше), то отек просто «задавливается» давлением кислорода. Для этого никаких специальных устройств не надо – аппарат ИВЛ и наркозная маска.

Наша же задача другая. Не просто убрать какое-то острое состояние, но начать (или продолжить) лечение тяжелого длительного патологического процесса максимально щадящим образом. И длительно. Обычные бригады на такие вызовы попадают редко. У нас же необходимое оборудование есть, и мы этим пользуемся активно. Даже маски специальные, именно для НИВЛ.

…Когда мы приехали, стало понятно, почему доктор не могла указать параметры. В закутке реанимационной палаты стояла койка, а на ней то вскакивал, то ложился полный мужчина в памперсах. Рядом с ним стоял огромный концентратор кислорода и аппарат ИВЛ. Аппарат работал в обычном режиме объемной вентиляции, было установлено положительное давление в конце выдоха 5 см в. ст., контур заканчивался обычной наркозной маской

Мужик то хватал маску концентратора, то сбрасывал ее, то немолодая медсестра сильным движением укладывала его на кровать и прижимала к лицу маску аппарата ИВЛ. Соответственно и сатурация то достигала 94 % (с ИВЛ), то болталась в районе 88 % (на ингаляции), то уходила куда-то вниз к 70 % (на воздухе). Тетка была сильная, как и полагается реанимационной медсестре, но пациенту было с прижатой маской явно некомфортно. Поэтому он и вырывался, несмотря на неплохую сатурацию.

Вообще, реанимационная сестра (если это опытная реанимационная сестра) – это страшная сила. Она не то что коня или слона – она и динозавра на скаку остановит и заставит яйца откладывать. В горящую избу войти – это для нее раз плюнуть. Если бы на «Титанике» была хоть одна реанимационная сестра, то она бы айсберг ногой оттолкнула.

Но есть у этих сестер одна особенность. Пациент для них – объект. Они великолепно работают с больными в коме, просто – с крайне тяжелыми больными, но вот учитывать комфорт больного их приходится специально учить. Мой покойный друг профессор-нейрохирург Леша Степаненко всегда говорил:

«Вот кому сестра медицинская сестра? Анестезистка – явно анестезиологу; операционная сестра – хирургу. Ваши (то есть наши) реанимационные сестры – они сестры всему персоналу реанимации. А больному сестра – только сестра палатная. Она и пожалеет, и поругает если надо. А твои (то есть мои) сестры и накормят, и напоят, но привяжут и пока команды не будет – не развяжут».