На другой день я отправился с богатым транспортом в эскадрон, дав г-же Даргиц формальную расписку в полученном фураже и провианте, и для большей верности обещал доставить расписку ротмистра. Разумеется, что меня пригласили навещать дом, а я, с своей стороны, дал слово приехать при первой возможности. Около шести недель простояли мы на кантонир-квартирах в окрестностях Шиппенбейля. В это время в главной армии не происходило никаких важных дел, и только отдельные отряды сталкивались с французскими партиями. Атаман Платов летал вокруг нашей армии с своими казаками, тревожил повсюду неприятеля нечаянными нападениями, разбивал и забирал в плен французских фуражиров, отбивал транспорты и т. п.

Каждую неделю ездил я к госпоже Даргиц только в сопровождении одного моего ординарца и проводил в этом доме по два, иногда и по три дня, а однажды, сказавшись больным, прожил там целую неделю. Ротмистр позволял мне это. Несколько раз спасал я господский дом и деревню от фуражиров и мародеров, и раз дело дошло даже до обнажения сабли. Я называл себя залогою… Наконец я стал в доме как родной. Г-жа Даргиц называла меня сыном, и старая гувернантка звала по имени (monsieur Thadée), точно так же как и девицы, не прибавлявшие только monsieur. В свою очередь, я называл их просто Албертиной и Леопольдиной, а мать – maman.

Это знакомство послужило впоследствии основою к романтическому рассказу под заглавием «Первая любовь», напечатанному в первой части (стр. 25–80) моих Сочинений, несчастного издания книгопродавца Лисенкова[1075]. Разумеется, что этот рассказ прикрашен вымыслом и небывальщиной, как в большей части романов и повестей. В нем справедливо только то, что я здесь рассказываю, а именно, что я был влюблен в обеих сестер и никак не мог предпочесть одну другой, ни в сердце моем, ни в голове. Когда я был с одною, мне хотелось видеть другую, а обе вместе они составляли какое-то совершенство, которое восхищало меня и привязывало к ним всею душою. Многим покажется это странным, но так было на деле, и эти психологические случаи хотя редки, но не невозможны. Если б я женился на одной из сестер, я был бы несчастлив, потому что мне недоставало бы другой половины ангельского существа… Кажется, что и обе сестры расположены были ко мне одинаково, т. е. любили меня равно, братнею любовью.

После семейного счастья нет выше блаженства, как дружба с умною, любезною и прекрасною женщиною. Это настоящий рай души! Нет спора, что такая дружба не может быть без примеси любви, равно как и любовь не может существовать без дружбы, но все же дружба и любовь различествуют между собою. Привязанность моя к дочерям госпожи Даргиц было не то судорожное, беспокойное чувство, которое пожирает сердце, но тихое, братское влечение… Быть может, если б я долее пожил вместе с ними и приехал к ним из России на несколько месяцев, как я обещал, то я бы и женился на одной из них и, вероятно, на томной, романической, чувствительной Леопольдине. Но в то время я одинаково любил обеих сестер, и это счастливое, хотя и короткое время составляет одно из сладостнейших моих воспоминаний. Это были первые цветы в моей жизни!..