Осматривая войско, маркиз Паулуччи приехал в Куопио несколько дней спустя после последнего сражения, когда к нам пришли семь канонирских лодок[1387] под начальством флота лейтенанта Павла Андреевича Колзакова (ныне генерал-адъютанта и адмирала). У нас исстари была флотилия, состоявшая из канонирских лодок на озере Сайме для охранения границы, которая проходила по озерам, принадлежавшим России и Швеции. Вся Восточная Финляндия покрыта озерами, которые то соединяются между собою малыми проливами, то отделяются узкими перешейками. Флотилия эта стояла обыкновенно в Вильманстранде и Нейшлоте. С величайшим трудом перевели эту флотилию на озеро Калавеси, то перенося на руках, то перевозя на лошадях расснащенные и обезоруженные лодки по перешейкам. Сандельс выслал противу Колзакова множество вооруженных лодок, чтоб воспрепятствовать нашей флотилии вступить в озеро Калавеси из тесного пролива под Варкгаузом, но Колзаков рассеял лодки и с торжеством вошел в озеро.

Барклай-де-Толли решился атаковать Сандельса в позиции его Тайвола, за озером, и для этого маркиз Паулуччи посоветовал сделать плоты, которые бы могли поднимать по крайней мере половину роты пехоты с одною пушкою. Два плота начали строить близ моей квартиры, и работами заведовал сам маркиз Паулуччи. Он иногда заходил ко мне отдыхать в знойные дни, и тут я впервые узнал этого необыкновенного во всех отношениях человека, умного, остроумного, ученого, благородного, оказавшего России незабвенные услуги[1388]. О нем я поговорю в своем месте[1389].

Два первые плота не удались. Идея была превосходная, но исполнение не соответствовало ей. Нельзя требовать, чтоб каждый знал ремесло, а дело мастера боится. Первый плот с полуротой егерей стал опускаться ко дну, по счастью только в тридцати шагах от берега. Люди только выкупались, и никто не погиб, а плоты остались без употребления. Маркиз Паулуччи возвратился в Петербург, и по его представлению в Куопио прибыл на почтовых корабельный мастер для постройки перевозных судов. Но пока строили суда, Барклай-де-Толли заболел и уехал в Россию, а начальство над корпусом принял генерал Тучков 1‐й, оправданный по следствию[1390].

После последней победы, одержанной нами над шведами, атаковавшими Куопио (в ночи с 17 на 18 июня), товарищи, отдохнув от трудов, собрались на вечер в наш даровой трактир. Нескольких из них мы недосчитались в нашем дружеском кружке. С чувством помянув погибших и пожелав скорого выздоровления раненым, все мы единодушно провозгласили здравие нашего главного начальника, который возбудил в нас удивление в этом сражении. Распоряжаясь с величайшим хладнокровием, он разъезжал спокойно под пулями и ядрами неприятельскими, как на прогулке; ободрял солдат ласковыми словами, разговаривал с начальниками и своим спокойствием внушал всем надежду на скорую победу. Экспромтом я написал тут же, за столом, стишки, которые хотя и не имеют никакого литературного достоинства, но тогда всем понравились, потому что были кстати и выражали наше единодушное чувство: