Стишки эти на другой день дошли до Барклая-де-Толли, и он пригласил меня к обеду, принял ласково и поблагодарил за доверенность к нему (его собственные слова). После этого я несколько раз являлся к нему после развода, и он всегда удостоивал меня ласковым словом и однажды даже сказал: «Подождем, авось найдем случай отличиться. Война не кончена; еще будет много дела!» Когда мы узнали, что Барклай-де-Толли оставляет нас, офицеры и солдаты весьма грустили. Я едва не заплакал! Хотя он отъезжал в Россию по болезни, но кажется, что неудовольствие графа Буксгевдена за неисполнение Барклаем-де-Толли его предписания было главною причиною его удаления. Барклай-де-Толли чувствовал, что ему трудно будет служить под начальством разгневанного главнокомандующего, который, кроме того, не весьма любил его за его дружбу с Беннигсеном.

Барклаю-де-Толли поставлен в столице памятник, как Румянцеву, Суворову и Кутузову[1391]; но это награда царская, а в народе русском еще не появлялся для него историк. К Барклаю-де-Толли до сих пор все как-то холодны, хотя и признают великие его заслуги отечеству. Холодность эта происходит, может быть, оттого, что он чужеплеменник. Я уже сказал однажды в «Северной пчеле», что Барклай должен иметь своего Тацита[1392].

Барклай-де-Толли (Barclay of Tolly) происходил от древней и знаменитой дворянской шотландской фамилии[1393], которой члены прославились в своем отечестве на поприще наук и в войнах. Один из Барклаев оставил Шотландию во время религиозных преследований в XVII столетии и поселился в Риге[1394]. От него возник в Риге род Барклая-де-Толли. В Лифляндии и Эстляндии в старину города (Städte) соперничали с земством (Land), т. е. с оседлым дворянством, и между городами и земством часто доходило до открытой войны. Каждый город в Лифляндии до сих пор имеет свои отдельные права и привилегии, во многом не согласные с потребностями дворянства, пользующегося также отдельными правами и привилегиями. Во время этого соперничества между городами и земством образовалось в некоторых городах, особенно в Риге, Ревеле и Пернове[1395], особое высшее сословие граждан, которые называли себя патрициями и занимали важнейшие городские должности. Это была городская аристократия, память о которой осталась до сих пор. Фамилия Барклая-де-Толли принадлежала к этой гражданской аристократии (bürgerliche Aristocratie). Co времени присоединения Лифляндии и Эстляндии к России, когда иностранцев и вообще чужеплеменников охотно принимали в русскую службу и особенно отличали, преимущественно при могущественном Бироне в царствование императрицы Анны Иоанновны, многие из остзейских граждан вступили в военную и гражданскую службу, и некоторые из них дослужились до высоких чинов. Остзейских граждан принимали прежде на правах дворян по рекомендации генералов, записывавших их в службу, и даже до половины царствования императора Александра остзейские граждане, разумеется высшего сословия, вступали в службу юнкерами по свидетельству ланд-маршала[1396] и нескольких дворян, без всяких справок. Из отставных русских офицеров и чиновников образовалось в Остзейских губерниях русское дворянство (russischer Adel), которое, однако ж, не пользуется никакими местными правами и привилегиями остзейского дворянства, если фамилия не принята в члены его и не записана в родословную дворянскую книгу, или Matrickel.