«Теперь еще рано судить о Суворове, – сказал мне однажды генерал. (Это было говорено только девять лет спустя после смерти героя, скончавшегося 12 мая 1800 года.) – Все ставят Наполеона выше Суворова, и весьма многие не только из чужеземцев, но и из своих, даже не признают в Суворове великих качеств полководца и называют его храбрым гренадером, который побеждал быстрым натиском и решительностью, не сберегая жизни своих храбрых солдат. Говорят, из всех кампаний Суворова нельзя извлечь ни одного правила для тактики и стратегии и что все его искусство ограничивалось: “Ура, вперед, в штыки!” В обвинениях может быть несколько истины, но обвинители не исследовали причин, которые заставляли Суворова действовать так, а не иначе. Суворов только одного Кутузова (Михаила Иларионовича, впоследствии фельдмаршала и светлейшего князя) почитал генералом, способным к высоким стратегическим соображениям. Всем другим генералам он не доверял. Любимцев своих – князя Багратиона и генерала Милорадовича, молодых[1846], храбрых, пылких воинов, – Суворов называл своими орлами, штыковыми генералами, но боялся основывать успехи на их соображениях. Он уважал генералов Дерфельдена, Буксгевдена и некоторых других, но доверял вполне только русской храбрости и побеждал ею, умев возбудить в солдатах неограниченную к себе доверенность. “Бог наш генерал!” – повторял часто Суворов. Но те, которые близко знали Суворова и с которыми он говорил серьезно (а таких было весьма немного), утверждают, что Суворов не уступал ни одному полководцу в военном искусстве, с тою разницею, что он не любил раздроблять войско на отдельные отряды, но действовал совокупными силами. Хотя Римский-Корсаков и не виноват был в претерпенном поражении под Цюрихом, потому что вопреки общему плану оставлен был австрийцами[1847], но Суворов подкреплял этим несчастным событием свою недоверчивость к отдельным корпусам. “Германа съели в Голландии[1848], а Корсакова недоели в Швейцарии, – сказал однажды Суворов генералу Дерфельдену, от которого я слышал это, – а будь он при мне с своим корпусом, мы бы чрез четыре месяца воспевали вместе в Париже: “Тебе Бога хвалим!” Суворов был великий муж в полном смысле слова, но он хотел действовать везде один, с своими солдатами, и все свои победы приписывал Богу и солдатам!»[1849]

Это суждение о Суворове осталось навсегда в моей памяти, и когда впоследствии я стал изучать кампании этого великого полководца, то вполне удостоверился в справедливости сказанного генералом фон Клугеном. Суворов точно не любил делиться с другими славою побед и действовал более солдатскою храбростью – натиском и быстротою, чем маневрами. Жаль, что Суворову не пришлось сражаться противу Наполеона! Я убежден, что Суворов противу маневрирования Наполеона изобрел бы противодействие.