— Здорово, Нечунай! — крикнул старик. — Ах ты, лягуша болотная. Глянь, ребята, лоцмана-то нонче на карусели катаются. Вдвоем с одной плитой повенчались!
От раскатистого хохота ребят дрогнули сосенки. Сивобородый, кривоногий дед стоял на мягкой хвое цепко, как на пляшущих бревнах плота, и глаза его, сощурившиеся в усмешке, были как две глубокие морщинки.
— Степан Панфилыч, — жалостно и виновато пробасил Нечунаев. — Как быть тут, а?
Старик ничего не ответил, присел на корточки и продолжал глядеть на плот, закрывшись ладонью от солнца. Один круг прошел плот, зашел на второй и на третий, а он все смотрел, молчал.
Вся вода одинаковая, нет на ней отметин, и пути у плота как будто одинаковые. Разве чуть мотнет его в сторону или развернет как-нибудь слегка. Чего ждал старик, не знал никто на плоту, а все чего-то ждали вместе с ним.
Плот пошел в четвертый раз от плиты к порогу. И тут-то всего на четыре бревнышка отшатнуло его от заведенного круга. Тогда махнул рукой старик, крикнул тонко и весело:
— Гребись влево, ребята! Гребись влево, лягуши болотные!
Метнулась вода из-под гребей, плот медленно стал огибать нос «моржа». Там его подхватила стремнина, выволокла из-за Смиренной плиты — и пошел он вольным путем, понесла его широкая Бия, потемневшая к вечеру, синяя-синяя.
— Счастливо доплыть! — крикнула команда Степана Панфиловича и пошла своей дорогой.
Уплыли оба Ивана-лоцмана, и неизвестно, на чем помирились.
Чистая вода
Чистая вода
В клубе шло перевыборное комсомольское собрание.
На стенах листы бумаги, на бумаге желтые столбики. Слева — столбики-коротышки, справа — долговязые столбы. Над столбами цифры. Диаграмма роста колхоза. За истекший год колхоз в Чеканихе поднялся, как вон эти правые столбы, оставил далеко внизу свои прежние показатели. Председатель в колхозе новый, приехал в Чеканиху из Москвы. Тридцатитысячник.
На сцене стол. За столом президиум: комсомольский секретарь Настя Табанчукова, завклубом Петр Дегтярев да инструктор райкома комсомола.
Свинарка Маша Тинина пишет протокол: «...физкультурно-спортивной работы нет, культурно-массовой работы нет... признать работу удовлетворительной».
Настя Табанчукова улыбается. Ей все равно. Она выходит замуж. Со свинофермы уйдет. Теперь ей это не надо. Муж в эмтээсе работает.
Маша хочет выступить, сказать против Насти. Неправильно Настя делает. За ней и другие девчонки тянутся куда полегче. Нельзя так делать. Еще секретарем называется. Мало ли что муж... Маше очень хочется выступить, но она посматривает в угол и все не решается. Там, в углу, сидит Ленька Зырянов, лузгает семечки. Рядом с ним его дружки. Под дверью где-то скулит, просится внутрь гармошка.