Хайдеггера тоже заранее мучают опасения, что всё это станет «сенсацией», когда «я больше, чем мне бы того хотелось в моем личном присутствии, окажусь в центре внимания». К тому же Кассирер – вероятно, чтобы избежать прямой дискуссии с Кантом – намерен ориентировать свои выступления главным образом на «Бытие и время». Тогда как Хайдеггер, именно из опасения очутиться слишком уж в центре внимания, решает, учитывая свои фундаментально-онтологические интересы, целиком посвятить себя «Критике чистого разума». Тактический танец начался, стало быть, задолго до самого диспута. И Хайдеггер лидировал: взяв своей темой Канта, он встретится с Кассирером на его исконной территории, а значит, там, где в конечном счете можно выиграть больше, а то и вообще всё. Атмосфера хотя и не открыто враждебна, но предельно напряжена, когда в десять утра 26 марта 1929 года оба встречаются, чтобы, как вспоминает очевидец Раймонд Клибанский, на глазах молодого философского поколения двух наций начать диспут, где речь «в известном смысле шла о будущем немецкой философии»[327].
В словесных грозах: давосский диспут
В словесных грозах: давосский диспут
Начинает Кассирер, полный решимости убрать с дороги вновь ставшую взрывоопасной тему неокантианства:
Что, собственно, Хайдеггер понимает под неокантианством? ‹…› Неокантианство – козел отпущения новейшей философии. Но никаких реально существующих неокантианцев я не вижу[328].
Что, собственно, Хайдеггер понимает под неокантианством? ‹…› Неокантианство – козел отпущения новейшей философии. Но никаких реально существующих неокантианцев я не вижу[328].
Итак, первое очко заработано. Тем более что неокантианство вообще всегда было не
Должен признать, что здесь в лице Хайдеггера я нашел неокантианца, какого даже не предполагал встретить.
Должен признать, что здесь в лице Хайдеггера я нашел неокантианца, какого даже не предполагал встретить.
Для начала весьма ловко. Во-первых: я не неокантианец! Во-вторых: если я неокантианец, то и Хайдеггер тоже!
Теперь черед Хайдеггера, который, прежде всего, называет имена: «Коген, Виндельбанд, Риккерт…» К примирению он не стремится, это ясно. С другой стороны, Коген – руководитель докторской диссертации Кассирера, Риккерт – докторской Хайдеггера. Стало быть, оба действительно представляют одно направление. В чем же оно заключается? Хайдеггер излагает. Неокантианство в самой своей основе представляет собой скорее недоразумение и затруднение, а не самостоятельное направление исследований. Примерно в 1850 году это затруднение выглядело так: