— Наташка, ну ты совсем уже! Травить продукты! — рассердилась Валя. — Это же пострадают Шольцы первыми, а не армия… Где фашисты и где Шольцы, которые не виноваты вовсе!

— Ага, не виноваты… А что ж они рабыню себе взяли?! Могли же не брать!

— Могли. Только я была младшая в нашей группе, ты не забыла? И самая мелкая. Потому Клаус с Мартой и решили взять именно меня. Они не рабов хотели, а помочь хоть кому-то. Клаус тогда нас двоих хотел выкупить, ты забыла? А ему не дали. Кто ж виноват…

Разговор оборвался, и некоторое время подруги шли молча. Отчуждение висело между ними таким плотным облаком, что, если бы не общая сумка, они шли бы по разным сторонам дороги, не желая смотреть друг на друга.

— Наташ, — наконец примирительно сказала Валя, — мы из-за чего с тобой спорим? Обе в плену, обе далеко от дома… что мы делим? Что сравниваем? Нам вместе держаться надо. Кому легче, тот другим помогать должен, конечно. Ну так я же стараюсь, чем могу… Неужели война нас поссорит?

— Ладно, забудем. — Наташа постаралась улыбнуться. — Знаешь, Валь, я злая стала — сама чувствую, что это скверно и надо сдерживаться. Но всё равно срываюсь. Меня иногда обида на эту жизнь несправедливую прямо душит. За что нас так? Сначала дома город сдали — будто нас и не стоит защищать… Потом вообще в рабство продали. И за это я тоже злюсь прямо, кажется, на весь мир. Но ты не обижайся. На самом деле и правда — твои Шольцы помогают как умеют. Вон и платье у меня — от Марты, и за день работы полведра картошки дали, да ещё огурцы и лук. Сейчас пир в бараке устроим.

— Наташ, ты вот сейчас придёшь в барак, и всё — у тебя уже рабочий день закончился. Конечно, ты тяжело работала и к тому же в свой выходной, чтобы прокормиться… но вот я вернусь, а Марта и Клаус ещё отдыхать не будут. Она детей уложит и пойдёт дом прибирать, огород поливать. Днём-то не поливали — жарко было слишком. У бауэров рабочий день начинается в пять-шесть часов утра, а вечером малышей в восемь уложат и ещё работают часов до десяти. А ты всё думаешь — они ходят, прохлаждаются и кнутом погоняют? И малыши сегодня на поле что делали вместе с нами? Картошку таскали. Вкалывали. А ты гадости говоришь.

— Это не гадости, Валюха, это правда. Видишь, как выходит: и то правда, и это правда. И они противоречат друг другу.

— Правда, по-моему, в том, что умные нормальные люди никогда не хотят войны. Клаус говорил, что в ту первую германскую войну тоже многие не хотели воевать, только кто ж их спрашивал. И мой дедушка то же говорил про русских солдат. Вот видишь. А простым, необразованным голову задурить и убедить их, что вокруг враги, наверное, все правители умеют. И потом, что — у нас не так было? Сколько народу перед войной в нашем городе посадили. Что они все — враги, что ли?