— Чрезвычайно дорожим бескорыстным устремлением французской души. Я бы сказал, новым, многозначительным устремлением — передать национальной турецкой армии десять аэропланов, оружие и боеприпасы.

…Намерения Мужена и Буйона ясны. Юсуфа смущало загадочное поведение Мустафы. Не слишком откровенен. Это ли нужно великому делу? Может быть. Юсуф был готов, не спрашивая, подчиняться. Не худо, однако, если бы Мустафа был откровеннее… Правда, товарищи, с которыми Мустафа начинал дело — Рефет, Рауф, Карабекир, не понимают его и даже угрожают… Не отсюда ли резкие повороты Мустафы? Его решения непредвидимы. Казалось временами, что, лавируя, он опасно далеко отходит от идеи необходимой спасительной связи с Москвой. Такое впечатление вскоре рассеивалось. Наоборот, казалось, что он вот-вот уже и большевик. Однако вдруг новый какой-нибудь поворот. Он, Юсуф, по поручению Мустафы подписал в Москве договор, говорил с Лениным… Чем дальше уходило время, тем очевиднее становилось, что спасение родины зависит от мира на Кавказе и возможности перевести войска Восточного фронта на Западный.

Почему Мустафа даже не попытался отложить конийскую встречу? Тонкий расчет? Юсуф не мог понять и чувствовал себя очень плохо. Может, влияние Рауфа и Рефета? Кемаль не хочет обострять отношений с оппозицией и решил уступить ей, а значит, и Буйону?

Фрунзе уже в Ангоре и, разумеется, оскорблен. Чего доброго, возьмет и уедет домой, как внезапно — правда, по другой причине — уехали итальянцы. Так почему же медлит Мустафа, который всегда разумно говорил о русских? Приезд Фрунзе выгоден, можно попросить большей помощи. Но вот — попусту сиди в Конье, чего-то жди. Мустафа, улыбаясь тонкими губами, обменялся любезностями с Буйоном и поехал себе по кузницам, где делают оружие. Что это — согласие на продление встречи? Чтобы лишь успокоить французов? Либо для того, чтобы еще крепче связаться с Францией и, отбросив от себя русских, вместе с ней и даже с Англией и с теперешней оппозицией в Национальном собрании встать против Закавказья? Это гибель, пусть медленная, но гибель…

Юсуф опустил глаза, потому что почувствовал острую неприязнь к сидящему напротив Мужену и не хотел выдавать себя. Мужен сдвинул нависшие брови и подался вперед, будто изготавливаясь к прыжку:

— Вы, дипломаты, ласково улыбаетесь с камнем за пазухой. Я так не умею.

«Каин, — подумал Юсуф. — Лицемер. Защищает грабеж, от которого плачут, погибают тысячи людей, и мнит себя благородным. Хотя бы крошка жалости в нем».

— Собственно, я не совсем дипломат, — в искусственно застенчивой улыбке Юсуф растянул яркие красные губы. — Дипломат предельно спокоен, а меня часто… трясет… К тому же нет у нас сейчас дипломатической работы. Мы в ожидании, когда ваши генералы выведут войска.