Я всерьез начинаю сомневаться, что нам удастся сколько-нибудь значительно продвинуться на север. Расстояние до Земли Франца-Иосифа втрое больше того, которое осталось позади. А какой лед в том направлении? Едва ли мы можем рассчитывать, что он лучше и что, следовательно, наше продвижение туда окажется более успешным. К тому же надо принять во внимание, что очертания и протяжение этой земли нам неизвестны и возможны всякие задержки, не говоря уже о том, что мы можем не так уж скоро встретить дичь. Я давно уже понял, что по такому льду с нашими собаками самого полюса не достигнуть и даже не приблизиться к нему. Если бы у нас их было побольше!

Чего бы я сейчас не дал за собак, которые ждали нас в Оленеке. Придется повернуть назад – днем раньше или днем позже. Но не с большей ли пользой мы употребим время на Земле Франца-Иосифа, чем блуждая по этому плавучему льду? Мы имели полную возможность его хорошо изучить, и у самого полюса он вряд ли иной, чем здесь. Мы не можем надеяться пройти сколько-нибудь значительное расстояние прежде, чем время заставит нас повернуть назад. Нет, несомненно, нам нечего ждать дольше.

В 12 часов дня: –29,4 °С; ясная погода, восточный ветер, скорость 1 м/сек; в полночь –34,4 °С; тихо и ясно.

Меня все больше и больше занимала загадка: почему мы не подвигаемся к северу? На ходу я не переставал высчитывать и прикидывать в уме пройденное за прошедшие дни расстояние; но, сколько ни старался, приходил к одному и тому же выводу: если предположить, что лед неподвижен, мы должны были бы находиться дальше 86° северной широты. Вскоре для меня стало ясно, что лед движется к югу и что этот капризный, прихотливый дрейф, зависящий от ветров и течений, и есть самый злейший наш враг[274]»..

«Пятница, 5 апреля. Вчера наш поход начался в три часа утра. Лед по-прежнему скверный, с тяжелыми барьерами и полыньями. Полыньи с неровным льдом, запорошенные снегом, представляют наихудшее препятствие. Идешь словно по бесконечным моренам. Каждая такая полынья отнимает невероятно много времени: сначала, чтобы найти какой-нибудь переход, потом, чтобы перебраться через торосы со всеми пожитками. А в довершение всего провалишься еще в воду, как, например, я вчера два раза.

Но если мне трудно пролагать дорогу и перетаскивать одну нарту, то Иохансену труднее: на его попечении двое нарт. Нарты тяжело поднимать даже на небольшие неровности и бугры, не говоря уже о торосах. Но в этом парне добрая закваска, он не сдается. Третьего дня он опять обеими ногами ушел по колено в полынью. Я бежал впереди на лыжах и не заметил, что лед ненадежен.