Поставили палатку. Иохансен занялся собаками, а я забрался в спальный мешок. Но, лежа в промерзшем мешке, отогревать теплом собственного тела обледеневшую одежду и обувь и одновременно производить вычисления, перелистывая одеревеневшими от холода пальцами таблицы логарифмов, пусть даже мороз был не свыше –30°, – занятие не особенно приятное. Дело подвигалось туго, и, чтобы довести вычисления до конца, пришлось посвятить этой работе весь пасхальный день; тронулись мы в путь только вечером. Тем не менее пасхальный ужин вышел у нас на славу.

Угостились горячим напитком из творожного порошка, рыбной запеканкой, брусничным вареньем и пуншем из лимонного сока (иначе говоря, растворили лимонные таблетки в подслащенном кипятке). Чем не пир! Сытые и довольные, заползли мы, наконец, в 2 часа в наш футляр. Я еще раз проверил вычисления прежних определений широты и долготы, чтобы убедиться, не вкрались ли в них ошибки. И нашел, что мы вчера продвинулись к югу всего лишь до 85°53'.

Это непонятно: если считать, что за три дневных перехода мы прошли 10 миль, то мы должны были бы, согласно счислению, быть под 85°50' с небольшим. Объяснить это, по-моему, можно лишь тем, что в последние дни южный ветер сильно отнес нас к северу, что очень хорошо для «Фрама», но мало устраивает нас теперь. Я все же вычислил время и поставил часы, исходя из того, что мы находимся на 86° восточной долготы [280].

Я нашёл, что склонение магнитной стрелки равно здесь 42,5°. Вчера мы держались курса Ю 10° З (по компасу), сегодня я пойду на Ю 5° З, а завтра прямо на юг[281].

Сегодня как бы для разнообразия небо оказалось облачным; однако вечером, когда мы сидели за вторым завтраком, оно прояснилось и сквозь стенки палатки снова дружески просвечивало солнце. Иохансен чинил одежду, пока я занимался вычислениями и наносил на карту наш путь. Такой мягкой погоды и приятного отдыха у нас еще не бывало: в 10 часов вечера температура равнялась –25,6 °С».

«Вторник, 16 апреля. Вчера перед нашим отправлением в 1 час ночи улизнул, прежде чем его успели запрячь, Баро. Увидав, что запрягают других собак, он сообразил, чем дело пахнет. Мне не хотелось терять лучшую собаку из всей упряжки, и побег Баро нас сильно задержал. Сначала я на все лады звал его. Потом забрался на торос, но увидел оттуда лишь ряды ледяных хребтов, уходящих к горизонту, и далеко на севере сияние полуночного солнца.

Ледяной мир еще грезил в лучах ясного холодного утра. Пришлось уходить без собаки. К моей большой радости, Баро, однако, вынырнул вдруг далеко позади нас и пустился вдогонку по нашему следу. А я, было, уже думал, что никогда больше не увижу его славной морды. Теперь ему, по-видимому, стало стыдно; он подбежал, остановился и, глядя на меня умоляющими глазами, дал себя спокойно запрячь. Я собирался побить его, но эти глаза меня обезоружили.