Так устал! Пригрелся к Зининому боку. Так тяжело!.. Вставай, не ленись. Если, еще не вступив в бой, ты уже кричишь: «Больно!» — грош тебе цена, преклони колена, сдайся. Моя левая рука — теплая, правая — сильная: Рраз… Вперед! Нет, не могу подняться, сил нету…

Превозмог себя, поднялся. Осторожно ступая, заглянул в комнатку дочери, подошел к ее кровати. В отсветах кремлевских фонарей и вьюжного сияния Троицкой башни было видно, что Этери улыбалась во сне чему-то своему, потаенному и прекрасному, отдельному от него, отца. Выходной день настает — в школу не идти, поиграет всласть, набегается. Ревниво позавидовал безмятежности дочери, независимой жизни.

Жить! До щемоты в груди, до ломоты в душе хочется жить, работать… Как дорого вы обходитесь людям, звездные часы человечества!

Плотно притворил дверь в комнату с телефоном, продиктовал дежурному по Наркомтяжпрому телеграмму:

— Сталинград. Красоктябрь. Трейдубу. Восемнадцатого, второго, тридцать седьмого. Три часа двенадцать минут. Отгрузка трубной заготовки январе феврале неудовлетворительная, обеспечьте прокатку отгрузку трубной заготовки полностью, не допуская просрочек точка. Впредь трубную заготовку прокатывайте, отгружайте первой половине каждого месяца, исполнение донести. Орджоникидзе.

Возвратился в спальню, лег и тут же заснул.

Жить оставалось четырнадцать часов восемнадцать минут,