В феврале 1987 года Станислав Лем написал в парижскую «Kulturа» статью «Должны ли мы желать удачи Горбачёву?»[467], который имел форму диалога Оптимиста с Пессимистом. Это, вероятно, была первая фиксация его собственных поисков: даст ли начатая новым вождём в 1985 году политика перестройки какие-то надежды жителям стран на восток от Лабы? Если проще: то есть ли у него шанс вернуться в ПНР?

Пессимист, по правде говоря, в этом разговоре ставит лемовский диагноз – если Горбачёву удастся модернизировать СССР и защитить этот режим от коллапса, будет плохо. Если ему не удастся, будет ещё хуже. В конце, однако, Пессимист ставит диагноз, который в устах Лема звучит положительно: «Если само дальнейшее существование человечества может наполнить нас надеждой на лучшее завтра – я отвечу “да”.

Летом 1988 года Польшу парализовала следующая волна забастовок. Власти оказались в ловушке. Они не могли снова вывести на улицу танки, потому что не было уверенности, кого в случае конфликта поддержит Горбачёв или в кого солдаты направят дула автоматов. 16 сентября 1988 года начались переговоры власти с оппозицией на вилле Министерства внутренних дел в Магдаленке, которые привели в следующем году к дискуссиям за круглым столом, а те, в свою очередь, – к мирной передаче власти.

Жизнь Лема снова переплелась с очередным поворотом польской истории. Собственно, тогда он принял окончательное решение возвращаться. В октябре он начал систематически заканчивать свои венские дела[468] – закрыл банковские счета, разорвал договор о найме дома, дал распоряжение пересылать почту на свой краковский адрес. Зимние праздники 1988/1989 года семья провела уже в своём доме.

Эпилог Faciant meliora potentes[469]

Эпилог

Faciant meliora potentes[469]

В 1996 году мне было двадцать семь лет, и – после того как я попробовал несколько разных профессий – я выбрал сферу, в которой беспрерывно остаюсь вплоть до сегодня: культурная журналистика. Мой шеф, главный редактор не существующего сегодня еженедельника «Wiadomości Kulturalne» Кшиштоф Теодор Тёплиц, спросил меня сначала о темах, над которыми я мечтаю работать.

Тогда я ещё не знал, что знакомство Тёплица с Лемом уходит корнями в пятидесятые годы. Потому на его вопрос я рефлекторно ответил, что моей мечтой является интервью с моим любимым писателем. «Это можно устроить», – ответил Тёплиц и потянулся за телефоном.

Я не мог поверить своему счастью. Когда всё было договорено, я инстинктивно прокричал: «Сегодня самый прекрасный день моей карьеры!» «Не слишком ли рано для таких заявлений?» – засмеялся тогда Тёплиц. Что ж, от молодого парня это действительно прозвучало несерьёзно, но с другой стороны – я на самом деле не знаю, какое предложение мог бы получить сейчас, чтобы обрадоваться так, как радовался тогда.