В фойе моё внимание привлекла книга отзывов — отзывы французских обожателей, как и посетителей из других европейских стран и Англии, нашедших время написать трогательные воспоминания и слова любви и благодарности Джими. Я вместе с группой школьников прошла по залам с "реликвиями Джими". За одной закрытой дверью слышался шум, видимо там шёл какой–то фильм. Я тихо проникла внутрь, единственно чего там не хватало для полноты картины представляющей 60–е это запаха марихуаны! Дети смеялись, так как на экране показывали некоторые детские рисунки, на одном из них был изображён юный Элвис Пресли в красном пиджаке.

Предметы одежды Джими выставлены в специальных стеклянных футлярах. В одном из них я узнала футболку, в которой видела Джими в последний раз. У меня похолодело внутри всё — жутким оказалось это ощущение, разглядывать его одежду.

В одну из долгих наших бесед по телефону, он сказал мне однажды:

— Знаешь, луна плохая советчица.

Почему эти его слова вспомнилась именно сейчас, когда передо мной лежали вещи Джими?

Но я не удержалась от улыбки, увидев дешёвые полосатые штаны, которые он купил в Лондоне в 1967 году. Джими возненавидел их и выбросил, как только был в состоянии купить новые. Впоследствии Пол Аллен выручил за них на аукционе несколько тысяч долларов.

По стенам — проекции чёрно–белых фотографий Джими — среди них и детские, и такие, где он полон энергии, а была здесь и такая, на которой фотограф поймал момент отвратительного чувства разочарования. Только на одной я нашла Леона, напротив, их отца, Эла — множество. И рядом, конечно, Жени, ещё малышкой. Но вот, как чудо — фотография его матери, Люсиль, с цветком в волосах.

Я никогда прежде не видела этой фотографии, однако Джими часто мне о ней рассказывал.

— Это моя любимая фотография, — говорил он. — Надеюсь смогу когда–нибудь раздобыть копию для себя.

Сердце забилось сильнее, когда я увидела исписанные его стихами листки, написанные гостиничным карандашом. Последний раз я видела их в Лос–Анжелесе и в Нью–Йорке, когда он мне протянул их и спросил:

— Что ты думаешь об этом? Только искренне! Они хороши?

Будучи в Париже, я от пяти совершенно разных людей услышала одинаковые слова в адрес Жени Хендрикс, все, не сговариваясь, отметили её высокомерие и властолюбие — дурацкие качества. Мне показали письмо, полученное преданным поклонником Джими, неким французом, который слишком молод, чтобы застать Джими, но который говорил о нём, как "о человеке, который изменил его жизнь". Он написал Жени письмо, что хочет сделать нечто в честь Джими, но ему нужно для этого участие МакКартни. Её едкий высокопарный ответ, в котором МакКартни несколько раз упоминается не иначе, как "сэр МакКартни" — по крайней мере, пять раз. Письмо в неопределённых выражениях давало понять, что поклоннику не следует иметь идеи и тем более, никому не позволительно пытаться связаться с "сэром МакКартни". Её слова, её тон — безжалостны и оскорбительны. Письмо написано на бланке компании, и я всматриваюсь в логотип в левом верхнем углу Экспириенс–Хендрикс и представляю лицо Джими. Я вспоминаю, насколько они оба, Джими и Пол, уважали друг друга, как добр был всегда МакКартни к Джими и его группе. Я вспоминаю, с какой радостью в голосе Джими рассказывал мне, как заметив, что он восхищается пиджаком МакКартни, сделанным по специальному заказу, все члены группы настояли на том, чтобы пиджак носил Джими.