За год до роковой дуэли Лермонтов и Мартынов служили в Чечне, в спецназе того времени. Оба выполняли кровавую и грязную работу и делали ее на совесть. Совершали набеги на немирные аулы в горных труднодоступных районах, сжигали сакли, убивали всех, кто попадал под горячую руку. Сохранилось свидетельство о том, что, когда Лермонтов возвращался из очередного набега, рукава его белой бекеши были красными от крови.

И Лермонтов, и Мартынов отразили этот период своей жизни в творчестве. Лермонтов в стихотворении «Валерик», а Мартынов в поэме «Герзель-аул». Разумеется, стихи Мартынова не выдерживают никакого сравнения со стихами Лермонтова. А чьи, спрашивается, выдерживают?

Сам Мартынов говорил, что «злой рок» сделал его убийцей Лермонтова. Немало написано об их дуэли, и все-таки окружает ее какая-то мистическая тайна, которую нам не дано разгадать.

Лев Толстой, уже в глубокой старости, как-то обронил, сидя на скамье в Ясной- Поляне: «Эх, Лермонтов, Лермонтов. Если бы он был жив, то не нужны были бы ни я, ни Достоевский».

Мартынов пережил убитого им гения на тридцать четыре года. Женился по любви, у него было одиннадцать детей, но свое имение покидал редко. Был угрюм, печален и молчалив, и радость жизни покинула его. Каждый год в день дуэли он заказывал молебен за упокой души «раба божьего Михаила», после чего напивался, закрывшись в своем кабинете. Однажды в день дуэли Мартынов получил от кого-то по почте портрет убитого им поэта и чуть не сошел с ума.

Умер он в возрасте шестидесяти лет и похоронен в фамильном склепе Мартыновых в селе Иевлево. Но не суждено было его праху покоиться с миром. В 1924 году в усадьбу Мартыновых была переведена Алексеевская колония для беспризорных. Ее ученики, узнав, кто здесь похоронен, вытащили из могилы останки Мартынова и выбросили в контейнер для мусора. Склеп же сровняли с землей.

Лонгинов

Лонгинов

«Широк русский человек. Я бы сузил». Этот лапидарный афоризм Достоевского вполне относится к Михаилу Николаевичу Лонгинову — известному в свое время литератору, писателю, поэту, мемуаристу, библиографу и историку литературы. Но это еще не все. Лонгинов был также видной политической фигурой, крупным чиновником, губернатором, и в довершение своей блестящей карьеры, главным цензором России. Этот пост он занимал около четырех лет — с 1871 года и до конца жизни. Именно в этой должности он снискал ненависть либеральных кругов, к которым сам когда-то принадлежал.

А был он в молодости вольнодумцем, циником, жуиром, светским денди и всеобщим любимцем. Принадлежал к кругу журнала «Современник» — священному писанию тогдашней либеральной России. Лермонтов, Некрасов, Тургенев и Дружинин были его закадычными друзьями. Некрасов охотно печатал его повести и водевили. Но подлинную известность принесли ему «срамные стихи и поэмы», настолько непристойные, что небезызвестный Барков, если бы знал их, то умер бы от зависти.