Как видим, своей активной поддержкой работ по предложению Сахарова директор Музруков, вообще говоря, вмешивался в компетенцию вышестоящих инстанций. Он мог бы ответить Андрею Дмитриевичу, что вопрос требует рассмотрения и согласования. Вместо этого — поступок полностью в духе Музрукова-уралмашевца (или «маяковца»), когда решение принимается единолично, быстро и очень по-деловому. (Не нужно сомневаться и в том, что, если бы Борис Глебович не мог сразу отыскать нужное предприятие и не знал хорошо его руководителя, он не стал бы решать вопрос, важный для наших теоретиков, с такой стремительностью.)
Следует подчеркнуть немаловажное обстоятельство: как мы уже упоминали, в это время Минсредмаш возглавлял А. П. Завенягин, биография которого во многом была сходна с музруковской. Он поддержал ученых КБ-11 в их работах над РДС-37. Но сроки поставил самые жесткие: изделие должно быть испытано осенью 1955 года.
КБ-11 к тому времени уже обладало мощными резервами для решения сложных задач в кратчайшие сроки. Музруков добавил к ним свои способности организатора и богатейшие связи с производственниками во внешнем мире. Сахаров говорит в своих «Воспоминаниях» о быстроте решения проблем по РДС-37: «Столь же оперативно решались тогда и другие вопросы подготовки к испытаниям».
22 ноября 1955 года изделие РДС-37 было подорвано на высоте 1550 метров над Семипалатинским полигоном как бомба, сброшенная с самолета Ту-16. Мощность взрыва составила 1,7 мегатонны тротилового эквивалента. Советский Союз вступил в эпоху создания термоядерных вооружений.
После испытания РДС-37 в работе КБ-11 наступил новый этап — разработка термоядерных зарядов для различных носителей (в том числе и для ракет) и подготовка к серии очень ответственных испытаний уже на двух ядерных поли гонах — Семипалатинском и Новоземельском. Если в 1955 году было проведено шесть испытаний, а в 1956-м — девять, то на следующий год на ядерных полигонах СССР было испытано шестнадцать изделий, в 1958-м — тридцать четыре.
Специфика работы на полигонах предъявляла к участникам испытаний высокие требования не только в части знаний, умений и навыков, но и по здоровью. Борис Глебович, конечно, подвергал свой далеко не богатырский организм большим дополнительным нагрузкам, выезжая на «двойку» — так назывался среди профессионалов Семипалатинский полигон. Первые годы своей работы во ВНИИЭФ он делал это регулярно. О некоторых моментах «полигонной» составляющей его директорской работы говорят воспоминания участников испытаний. Они также ярко характеризуют особую атмосферу, которая складывалась на полигонах во время долгих и трудных испытательных сессий.