В. Т. Солгалов, ветеран предприятия, с 2000 года — начальник лаборатории исторических исследований ВНИИЭФ, вспоминает: «Борис Глебович прекрасно знал, что является главным в работе сегодня, завтра, в будущем, свободно ориентировался в вопросах разработки новых изделий, сроках и особенностях изготовления зарядов, их поставок на полигоны, был полностью в курсе того, как проходят испытания. И он к тому же контролировал состояние важнейших городских дел: строительные работы, снабжение необходимыми товарами, благоустройство.

По-моему, такая широта была результатом глубокого понимания научных и производственных задач, знания происходящих процессов и умения быстро и правильно оценить, что сегодня является главным, а что второстепенным. К тому же Борис Глебович обладал талантом хорошо разбираться в людях, быстро определять, кто из подчиненных успешнее всего решит ту или иную задачу. Это помогало ему правильно распределить обязанности среди исполнителей и в то же время глубоко продумать все мероприятие в целом и обеспечить надежный контроль тех процессов, которые определяли общий успех».

Г. А. Соснин рассказывает: «Перед отправкой на полигон очередного заряда институт попал в жесткий цейтнот. Теоретики никак не могли прийти к общему мнению по конструкции центрального узла заряда. Времени на изготовление узла уже не оставалось. В этой ситуации Борис Глебович поздно вечером приехал к нам в конструкторский сектор. Вызвал туда же теоретиков во главе с Ю. А. Трутневым, пригласил их к стенной доске, предложил каждому записать на ней свои доводы и договориться в его присутствии. Между ними тут же началась жаркая дискуссия. Борис Глебович внимательно наблюдал за ее ходом. В какой-то момент он прервал их и сказал: “Юрий Алексеевич, пора принимать решение. Ваши рассуждения пошли по второму кругу и уже ничего не дают. Времени на дальнейшее обсуждение у нас нет”.

Юрий Алексеевич, остывая, нервно ходил вдоль стены. Музруков уже более твердо сказал: “Юрий Алексеевич, принимайте решение!” Трутнев сформулировал необходимые выводы. Его коллеги стояли молча. Видимо, соглашались с решением, либо не решались вступать в дальнейший спор в присутствии Музрукова.

Борис Глебович сказал мне, чтобы я нарисовал эскизы деталей в соответствии с договоренностью теоретиков. Я быстро подготовил эскизы, а вызванный конструктор перерисовал их в свою тетрадь с тем, чтобы за ночь сделать нормальные чертежи, необходимые для приемки деталей. Борис Глебович вызвал с завода технологов и приказал за ночь по моим эскизам изготовить детали. На следующее утро детали и чертежи были предъявлены военной приемке. Изделие было вовремя собрано и отправлено на полигон».