Те самые качества «сталинского наркома», которые вначале с такой опаской воспринимались на объекте, работали на общий успех, на престиж института, определяли его развитие. Более того, продуманная консервативность директора, свойственная ему не только как хорошему руководителю, но и как просто опытному, много повидавшему человеку, помогала ученым и много позже. Об одном таком эпизоде в работе ВНИИЭФ рассказывает Г. А. Соснин: «В начале 1970-х годов возникла острая необходимость в проведении полигонного опыта с зарядом, в котором, по сравнению с ранее испытанным изделием, был изменен только один существенный параметр. Необходимо было точно выяснить его влияние на изменение основной характеристики заряда.

Учитывая крайне важное значение данного опыта и высокую ответственность за его проведение, Борис Глебович взял под личный контроль его подготовку. Он строго следил за процессом изготовления заряда, за точностью соответствия всех его параметров аналогичным показателям заряда, с которым сравнивали новое изделие.

Помню, мы вместе с Борисом Глебовичем ездили в сектор 4 для ознакомления с подготовкой системы контроля параметров взрыва. Выслушав доклады исследователей, Борис Глебович задал вопрос: “Все ли сделано так, как было в предыдущем опыте?” Ему ответили: “В основном все так же”. — “А не в основном?” — спросил Музруков. Товарищи стали объяснять, что в прежнем опыте был неоправданно длинный кабель от изделия к измерительным приборам, поэтому теперь его укоротили. Кроме того, один из приборов сейчас заменен более совершенным.

Борис Глебович распорядился вернуться к прежней системе измерений. “Я не хочу, чтобы после кто-либо мог сказать, что опыт был сделан с отступлениями от прежней редакции, и подверг сомнению результаты испытания!” — заявил Музруков. И оказался прав. После испытания, в котором была получена ценная информация, ни у кого не возникало вопроса, чисто ли проведен опыт. Более того, этот эксперимент считался единственным “чистым” опытом, позволившим установить корреляционную зависимость между изменением одного существенного параметра и мощностью заряда».

В сложных перипетиях жизни КБ-11 большое значение имели взаимоотношения теоретиков — ученых-физиков, сотрудников отделений 01 и 02 — и тех, кто работал по другим направлениям. Их своеобразная междоусобица порой мешала общему делу, но разрешить ее было далеко не просто. Борис Глебович оказывался в этих случаях незаменим. Вот что вспоминает физик-теоретик, доктор наук В. Ф. Колесов: «Произошло это в конце 1960-х годов. Ни А. Д. Сахаров, ни Я. Б. Зельдович тогда уже не работали во ВНИИЭФ. В подавляющей массе на ЭВМ математического отделения ВНИИЭФ считались задачи теоретических отделений института, и порядок счета задач устанавливало физико-теоретическое отделение. Задачи других отделений ставились на счет “постольку-поскольку”, но все-таки, хотя и с большими задержками, пропускались. Но вот диспетчер от отделения 01, некто Елисеев (он действовал, видимо, не только по своей инициативе, но и руководствуясь указаниями свыше) совсем перестал ставить “в план” наши задачи. А они у нас характеризовались высокой актуальностью. Я, тогда уже доктор наук, был начальником теоретической лаборатории радиационно-экспериментального сектора. Наши работы хорошо знал Ю. Б. Харитон, мы нередко обсуждали текущие задачи у него в кабинете. И вот теперь оказались не в состоянии провести расчеты.