Наступает время подвести итоги поездки. Денежные — невеселы, Дюрер не в силах противостоять соблазнам, любит дружеское застолье, не умеет хладнокровно подсчитывать шансы за игорным столом и вовремя прервать игру, с наслаждением делает подарки. Но дело не только в собственной расточительности Дюрера. С ним обходились бесчестно те, на чье благородство он твердо рассчитывал. Его щедростью пользовались. Вот одна из последних записей «Дневника»: «Во всех моих работах, расходах на еду, продажах и других сделках я имел в Нидерландах одни убытки; и в особенности госпожа Маргарита мне ничего не дала за все, что я ей подарил и сделал».

Похоже, очень похоже, что эти строки написаны в минуту дурного настроения. Уж очень они противоречат другим записям, где Дюрер говорит, как его прекрасно принимали, угощали, привечали, сколько подарков ему делали. Но денежные заботы к концу путешествия у него действительно появились. Год с лишним провел он в Нидерландах, привез с собой большой запас картин и гравюр на продажу, работал неутомимо, а когда собрался в обратный путь, оказалось, что снова просчитался. Ему пришлось взять в долг большую сумму у богатого нюрнбержца, оказавшегося здесь.

Вещи упакованы. Дюреры собрались в дорогу. Но тут в гостинице появился гонец. В Брюссель приехал датский король. Он наслышан об искусстве Дюрера и хочет, чтобы тот написал его портрет. Делать нечего! Такому заказчику не откажешь... Дюрер поехал в Брюссель писать портрет Кристиана II, проработал тут неделю, получил неплохое вознаграждение, но сразу же потратил его.

Уф! Так и слышишь, с каким облегчением вздохнула Агнес, когда они, наконец, отправились в обратный путь. На записи о приезде в Кёльн «Дневник» обрывается...

Дюрер возвращался домой, полный впечатлений. В Нидерландах веяния нового времени чувствовались сильнее, чем в Германии. Острее было здесь ощущение огромности мира, ближе, реальнее казались заморские страны — даже парусники в антверпенской гавани напоминали о них; слабее было здесь влияние Рима, образованнее, независимее и свободолюбивее бюргеры, больше возможностей для общения с представителями разных наций, разнообразнее встречи. Здесь Дюрер познакомился с успехами нидерландского искусства и в полной мере почувствовал, как здешние прекрасные мастера почитают его. Недаром антверпенский магистрат по совету здешних художников сделал ему лестное предложение остаться в этом городе. Ему предложили превосходное жалованье. Дюрер был польщен, но отказался.

На чужбине он особенно сильно почувствовал: ему есть что сказать собратьям по искусству, он обязан закрепить на бумаге свой опыт. Оглядываясь на все, что он сделал за этот год, Дюрер понял — больше всего его занимает теперь портрет. Человек — вот мир, открывать который можно бесконечно!