— Сожалею, но «Колокола» я не привез, — сказал Михайлов.

Если бы не камин… «Нам не нужна власть, оскорбляющая нас; нам не нужна власть, мешающая умственному, гражданскому и экономическому развитию страны…» Нам не нужна, а им нужна, они ее ретиво оберегают.

Ракеев сидел за столом, Золотницкий топтался возле шкафов с книгами, читая корешки, доставал наугад, ставил обратно, косился на ряды с заметной оторопью, не зная, как тут справиться с обилием книг. Если жандармский выудил хоть паспорт и аттестат об отставке, то полицейский ничего не добыл и смотрел на книги с тоской, задрав голову, вот-вот завоет на луну.

— Какая книга вас интересует, господин полковник? — спросил Михайлов.

— Да нет ли у вас чего? — взмолился Золотницкий тоном: «дайте хоть что-нибудь, и мы уйдем с богом». — Из книг-то, чего-нибудь запрещенного?

Михайлов подошел к шкафу.

— Ну вот Прудон был раньше запрещен, Луи Блан. А теперь не знаю. Да у кого же нет таких книг!

— На французском?

— Да.

— Нет-с, на русском бы чего-нибудь.

Михайлов развел руками — чего нет, того нет. Золотницкий вздохнул и сел в кресло спиной к камину. Ракеев, закончив рыться в столе, развернул свое кресло и уселся несколько развалясь, давая понять, что они не уйдут, пока им не будет предъявлено чего-нибудь на русском.

Ради спасения камина придется все-таки чем-то пожертвовать.

— Ну вот Пушкин есть, берлинское издание.

— Пушкин, помилуйте! — воскликнул Ракеев. — Великий был поэт, честь России! А знаете, ведь и я попаду в историю. Да-с, попаду! Ведь я препровождал… Назначен был шефом нашим препроводить тело Пушкина.

Чисто российские похороны — на тот свет под конвоем. Потому и кличка у них «архангелы».

— Да-с, не скоро, я думаю, дождемся мы второго Пушкина, — продолжал Ракеев, озабоченный судьбой русской поэзии.

— А зачем? — поинтересовался Михайлов и вскинул голову, выставил бороду, как всегда в споре, глядя на противника сверху вниз.

— Не понял-с?

— Зачем вам нужен второй Пушкин, господин полковник? Чтобы иметь счастье вторично похоронить его?

Ракеев не ожидал такого яду от кроткого с виду литератора.