Супруга Репина назвала Остроухову заштилившей, а в воспоминаниях Бенуа Надежда Петровна предстает и вовсе сущей уродиной. Но виной тому была не непривлекательность мадам Остроуховой, а ее супруг, раздражение на которого («выносить его общество ежедневно или много дней подряд было трудно», — вспоминает Бенуа, с удовольствием гостивший в 1902 и 1903 годах на их даче под Москвой) рикошетом перекинулось на его безропотную спутницу. Единственное, что восхищало в Надежде Петровне А. Н. Бенуа, так это ее кротость и терпение. Особенно его поражала та невозмутимость, с какой она переносила грубости мужа, нападавшего на нее из-за сущих пустяков. «Бывая часто и подолгу в доме Остроухова, можно было зачастую услышать в отношении Надежды Петровны такие эпитеты, как "дула" (Остроухов не выговаривал буквы "р") и "идиотка", или же он прикрикивал на нее при всех, гнал из комнаты и требовал, чтобы она молчала. Надо, впрочем, прибавить, что во все это безобразничание входило немало "театра для себя", разыгрывание какой-то комедии, казавшейся самому Илье Семеновичу чем-то в высшей степени эффектным и колоритным, — вот-де я каков — купец-художник Астлаухов», — уточняет Александр Николаевич, и не удерживается, чтобы не проехаться насчет «угощения», которое «у этих очень богатых людей было до странности скудное: всего несколько сухарей и бубликов. Вероятно, тут сказывалась не простая скаредность Ильи Семеновича, но и скупость дочери знаменитого своей скаредностью Петра Петровича Боткина, с особой наглядностью выражавшаяся, между прочим, и в том, что не успеет гость себе положить сахару в стакан чая (первоклассного, Боткинского), как уж сахарный ящичек закрывается самой хозяйкой на ключик и отставляется на буфет».

Но, решив, что переборщил в красках, Бенуа все-таки вынужден признать, что «эта черта и подобные ей не мешали Надежде Петровне быть радушной и любезной, но и крайне молчаливой дамой. Невозмутимость духа Надежды Петровны была вообще легендарной». Известно несколько историй, повествующих о ее своеобразном характере. Остроуховы едут в поезде. На остановке Илья Семенович выходит купить газету. Поезд трогается, а его все нет. Надежда Петровна совершенно спокойна. Неожиданно поезд тормозит: вопли, крики — кто-то попал под поезд. Через четверть часа поезд двигается дальше и тут в купе входит задержавшийся Илья Семенович. «А, Иля, это ты? А я думала, это тебя задавило»[156]. Даже в дни октябрьского переворота, вспоминал Бенуа, Н. П. Остроухова была невозмутимо спокойна: «Когда происходила осада Кремля, она нисколько не изменила своих привычек и с методичностью совершала, для моциона, свою ежедневную прогулку с собачкой по собственному саду, между тем как вокруг свистели и щелкали по стенам соседних домов случайно залетевшие откуда-то пули. Как ни в чем не бывало она, не прибавляя скорости, продолжала шествовать своей тяжелой, медленной походкой…»