Обедали Боратынская и дядя Костя. Вечером у Миши были его друзья, а я ездила в симфонический концерт. «Карнавал» Глазунова, «Гарольд» Берлиоза, Andante Рубинштейна, хорошая певица пела песни Грига и Генделя что-то. В общем, весь концерт был скучный.

С Мишей всё неприятна его слабость, а утром он с добротой трогательно раскаивался. Что-то будет! А как тяжело, как тяжело! То, что Левочка не приезжает, делается и грустно и досадно.

Танеева не видаю, он с больной ногой, а я к нему не иду, потому что не хочу огорчать Левочку, хотя часто досадно, что он со мной не живет и радуется на свое одиночество без меня, а мои действия и привязанности стесняет. А на что я ему, если он не со мной?

16 ноября. Опять весь день музыка. С утра занялась счетами и записью, потом играла часа два с половиной и не могла справиться с 7-й инвенцией Баха. После обеда просмотрела симфонии Шуберта и разобрала сонату Бетховена. Потом пришли Гольденвейзер, Дунаев и Варя Нагорнова. Дунаев прочел нам рассказ Чехова, Гольденвейзер играл сонату (Appassionato) Бетховена, прелюдии и ноктюрны Шопена; играл очень хорошо, я люблю его изящную, умную игру, хотя эта же соната, когда я вспомнила, как ее играл Танеев, то это как небо от земли! Ах, это ужасное бессильное желание послушать опять игру этого человека – неужели никогда больше оно не удовлетворится!

Когда ушел Гольденвейзер, мы с Варей попробовали сыграть «Трагическую симфонию» Шуберта; и как начали, так уже не оторвались. Играли мы больше вдохновением, а не умением, откуда что бралось. Мы обе были в восторге. Милая, чуткая, талантливая и сочувствующая всему хорошему Варечка.

Уехал Андрюша; мне его всегда жалко. Миша был на цыганском концерте. Саша бегала и играла с Соней Колокольцевой. Известий сегодня ни от кого нет. Из дому я не выходила сегодня. Снег, и на точке замерзания.

19 ноября. Брала второй урок музыки у мисс Белый и не могла оторваться от фортепьяно и после урока проиграла еще четыре часа. Ужасно хотелось поиграть с кем-нибудь в четыре руки последнюю неоконченную симфонию Шуберта, но не с кем было. Вера Кузминская в истерическом состоянии была очень жалка. Сережа кашляет и всё покупает какое-то имение со Степой, что мне крайне не нравится.

Было письмо от Льва Николаевича; он пишет, что хотя скучает без меня, но ему хочется уединения для работы, так как он стар и жить и писать осталось недолго. Для человечества эти аргументы, может быть, и очень важны, но для меня лично – надо делать большие усилия, чтобы думать, что писание статей важнее моей жизни, моей любви и моего желанья жить с мужем, находить в этом счастье, а не искать его вне этого.