Таню вижу мало, она вся в муже. Лев Николаевич не совсем здоров, живот болит и не обедал. И он, и я – мрачны. Он боится и недоволен, когда я вижу Сергея Ивановича, а я скучаю без него и без его музыки и не хочу огорчать Льва Николаевича, но не могу и не скучать. Всё это грустно и непоправимо.

20 ноября. Вчера гости: один – с острова Явы, говорит по-французски[126], другой – с Мыса Доброй Надежды, говорит по-английски. Рассказывал первый интересное: в столице Явы – электрическая конка, опера, высшие учебные заведения, а в провинции есть людоеды и настоящие идолопоклонники. Начитался этот малаец философских сочинений Льва Николаевича и приехал нарочно, чтоб его видеть и поговорить с ним.

Дом весь полон: приехала невестка Соня с двумя мальчиками, Андрюшей и Мишей, живет Таня с мужем и пасынком; Юлия Ивановна Игумнова, Сережа, Миша. Вчера происходило два романа: Миша с Линой, которая вчера в первый раз провела у нас в доме весь день, милая, серьезная девушка; и Саша, влюбленная в Юшу Нарышкина. К чему это поведет – совершенно неизвестно. Я люблю, когда вокруг меня идет жизнь горячая, живая; но я уже не могу участвовать в ней, как прежде. Своя, кипучая, вечно сердечная жизнь во всех ее проявлениях и в отношениях и к семье, и к посторонним лицам сожгла всё мое сердце, и оно устало.

Навестила вчера больную Марусю, потолклась дома, послушала игру Гольденвейзера с удовольствием, но легла с пустой душой, и всё еще нездоровится. Лев Николаевич тоже кашляет, и у него насморк; по вечерам увлекается шахматной игрой и целыми часами играет то с Михаилом Сергеевичем, то с Сережей, с Гольденвейзером и проч.

21 ноября. Утро, как всегда, суетливое. Была у Глебовых, Лина славная, милая. Вечером Соня уехала с внуками на «Руслана и Людмилу», я учила этюды Шопена и Мендельсона. Потом приехала Мартынова, пришли Гольденвейзер и Танеев. Играли в четыре руки «Симфонию» Моцарта. Жаль, что Сергей Иванович не играл один.

Лев Николаевич был очень разговорчив и хорош с Сергеем Ивановичем, и я радовалась. Люблю их обоих.

22 ноября. Копировала фотографии, мерила платья, много ходила пешком. Зашла к Сергею Ивановичу посмотреть гимнастические приспособления. Он мне сыграл свои два вновь оконченные сочинения для хора. Сразу не разобралась в них, как всегда: один – на слова Тютчева, другой – на слова «Звезды» Хомякова.

Как всегда, впечатление его interieur’a такое хорошее: сидит ученик, Жиляев, сосредоточенный, занятый корректурами нот, нянюшка спит в полутемной своей комнатке, и вышел ко мне ласковый, серьезный, спокойный Сергей Иванович. Поговорили спокойно-серьезно; всем так просто и ласково поинтересовался: и Таней, и Львом Николаевичем, которого нашел грустным и похудевшим, и нашей жизнью суетливой, тревожащей меня и расстраивавшей мои нервы.