Домой вернулась с удовольствием, веселого у Масловых было только катанье по лесам. Вчера приехала Лина с младенцем Ванечкой, а сегодня утром Миша. Вся семья милая, прелестная во всех отношениях. Приезжала вчера и Глебова с дочерью Любой. Здесь племянник Саша Берс, Анночка и Моод. Приехала и Лиза Оболенская. Суетно, но приятно. Сегодня прекрасно прокатились все в катках на Грумонт, много шли пешком.

У Льва Николаевича с утра болел живот, и он был очень мрачен. Я входила к нему несколько раз, и он безучастно и даже недовольно принимал меня. К вечеру играл в винт, оживился и попросил поесть. Он пишет повесть «Хаджи-Мурат», и сегодня, видно, плохо работалось, он долго раскладывал пасьянс – признак, что усиленно работает мысль и не уясняется то, что нужно.

Священники мне посылают всё книги духовного содержания с бранью на Льва Николаевича. Не прав он, не правы и они; у всех крайности и нет мудрого и доброго спокойствия. Лев Николаевич вообще необыкновенно безучастен ко всем и всему, и как это тяжело! Зачем люди ставят перед собой эту стену, как Л. Н. и как Сергей Иванович? Неужели их труды – умственный и художественный, музыкальный – требуют этой преграды от людей и их участия? А мы, простые смертные, больно бьемся об эти стены и изнываем в нашем одиночестве, любя тех, кто от нас ограждается. Роль тяжелая, незаслуженная…

День серенький, но теплый и тихий. Яркий закат, лунные ночи.

11 августа. Вчера уехала семья Миши, и вчера же приехали Ольга с Сонюшкой. Что за милая, ласковая и умная девочка! Я очень ее люблю. Уехали Лиза Оболенская, Саша Берс. Приехали Стасов и Гинцбург, который лепил bas-relief с Саши – и плохо, непохоже. Я училась, как это делается, и хочу попробовать лепить медальон с Л. Н. и себя…

Стасов громогласен, огромен, ему 78 лет, и он выработал манеру говорить всем приятное. Но многое знает, и старик интересный и значительный.

Ходили вчера все за рыжиками, и я ушла; одиночество в лесу мне было приятно. Вообще же огонек во мне потух, и я откровенно начинаю стареть. Болезнь и дряхлость Льва Николаевича затормозили во мне все порывы, всю живость и энергию жизни; и я так страшно устала!

Сегодня у Л. Н. опять болел живот, но он был оживлен и много говорил. Рассказал, как попросился в Севастополе в дело и его поставили с артиллерией на четвертый бастион, а по распоряжению государя сняли; Николай I прислал Горчакову приказ: «Снять Толстого с четвертого бастиона, пожалеть его жизнь, она стоит того».

Потом рассказывал, что Лесков взял его сюжет, исказил его и напечатал рассказ. Рассказ же Льва Николаевича был следующий: «У одной девушки спросили, какой самый главный человек, какое самое главное время и какое самое нужное дело. И она ответила, подумав, что самый главный человек – тот, с кем ты в данную минуту общаешься, самое главное время – то, в которое ты сейчас живешь, и самое нужное дело – сделать добро тому человеку, с которым в каждую данную минуту имеешь дело».