И вот теперь, предприняв издание сочинений Льва Николаевича, по его же желанию оставив право издания за собой и не продав никому, несмотря на предложения крупных сумм, мне стало неприятно, да и всегда было, что в руках Маши бумага, подписанная Львом Николаевичем, о нежелательности продаж. Я не знала точного содержания и просила Льва Николаевича мне дать эту бумагу, взяв ее у Маши.

Он очень охотно это сделал и вручил мне ее. Случилось то, чего я никак не ожидала: Маша пришла в ярость, муж ее кричал вчера бог знает что, говоря, что они с Машей собирались эту бумагу обнародовать после смерти Льва Николаевича, сделать известной наибольшему числу людей, чтоб все знали, что Л. Н. не хотел продавать свои сочинения, а жена его продавала.

И вот результат этой истории тот, что Оболенские, то есть Маша с Колей, уезжают из Ясной.

23 октября. С Машей помирились, она осталась жить во флигеле Ясной Поляны, и я очень этому рада. Всё опять мирно и хорошо. Пережила тяжелое время болезни Л. Н. У него с 11-го до 22 октября болела сильно печень, и мы все жили под угрозой, что сделается желчная колика очень сильная; но, слава богу, этого не случилось. Его доктор Никитин очень разумно лечил, делал ванну, горячее на живот, и со вчерашнего дня гораздо лучше.

Еще больше я испугалась, когда у Доры в Петербурге сделался нефрит. Но и ей лучше.

Осень невыносимо грязная, холодная и сырая. Сегодня шел снег.

Лев Николаевич кончил «Хаджи-Мурата», сегодня мы его читали: строго эпический характер выдержан очень хорошо, много художественного, но мало трогает. Впрочем, прочли только половину, завтра дочитаем.

Убирала и вписывала с Абрикосовым книги в каталоги. Очень устала.

2 ноября. Всё бы хорошо, если б не нездоровье Льва Николаевича. Сегодня такой у него слабый голос, и весь он особенно угнетен нынче. Болезнь печени, начавшаяся с 11 октября, то ухудшаясь, то улучшаясь, продолжается и не проходит. Сегодня мне особенно тревожно и грустно. Такой он старенький, дряхлый и жалкий – этот великий и столь любимый мною человек.

Очень морозно, ночью было 15° мороза, почти без снега. Девочки – Саша и Наташа Оболенская и их маленькие ученицы – расчищали каток, катались на коньках. Тут же были два молодых врача: наш Никитин и приезжий Аршеневский. Яркое солнце, голубое небо… Не хотелось ни кататься, ни что-либо делать, всё мучаюсь болезнью Льва Николаевича.

Шла домой вверх по прешпекту, и вдруг ясно представилось мне далекое прошлое, когда по этой же самой аллее, возвращаясь с катка, на одной руке на гору несла ребенка, отворачивая его от ветра и прикрывая ротик, другой везла салазки с другим ребенком, и впереди и сзади шли веселые, румяные оживленные дети, и как полна была жизнь, и как я их страстно любила… А навстречу нам шел Лев Николаевич, тоже веселый, бодрый, опоздавший на каток, записавшись долго.