В Черткове злой дух, оттого он так и пугает, и мутит меня.

5 августа. Провела ужасную ночь; переживала опять в воспоминаниях всё, чем страдала это время. Как оскорбительно, что муж мой даже не вступился за меня, когда Чертков мне нагрубил. Как он его боится! Как весь был подчинен ему! Позор и жалость!

Пробовала заняться корректурой, не смогла. Задыхаюсь, голова болит, и дрожит всё сердце. Пошла гулять и проходила почти три часа. За мной приехал кабриолет на большую дорогу.

Лев Ник. ездил верхом с Душаном Петровичем. Встретила Леву, возвращающегося из Телятинок. Он издали видел Черткова. Не ездил ли он на свидание с Львом Ник.?

Слышала сегодня, что в Телятинках 30 человек что-то усиленно переписывают. Что бы это могло быть? Уж не дневники ли вчера взял Лев Ник.? Ничего не узнаешь. С коварной, злой и упорной волей он всё от меня скрывает, и мы стали – чужие. Во многом я виновата, конечно, но мое раскаяние тоже так велико, что добрый муж простил бы меня и к концу, к смерти приблизил бы меня хотя бы за то, что я с такой горячей, страстной любовью вернулась к нему сердцем и никогда не изменила ему.

Как я была бы счастлива, если б он меня приласкал и приблизил. Но этого уж никогда не будет, даже если и удалить Черткова от него!

Сегодня опять холоден и чужд. Грустно!

Читала ужасные статьи Короленко о смертной казни и тех, кого к ней приговаривали[173]. Просмотрела роман Рони.

Вечером Гольденвейзер сыграл удивительную сонату Шопена. Но играл он сегодня как-то вяло. Погода переменная, три раза принимался идти дождь.

Ночь… не спится. Долго на коленях молилась. Просила Бога и о том, чтоб он повернул сердце мужа моего от Черткова ко мне и смягчил бы холодность его ко мне. Молюсь ежедневно и в молитве часто вспоминаю тетеньку Татьяну Александровну, прося ее молитв. Она, наверное, поняла бы меня и пожалела.

6 августа. Как и всё это последнее время – нет сна. Утром просыпаешься с каким-то ужасом: что даст сегодняшний день? Так было и нынче. Заглянула в десятом часу в комнату Льва Николаевича, его еще нет, он на своей обычной утренней прогулке. Наскоро оделась, побежала в елочки, куда он ходит по утрам, бегу, думаю: «Ну, как он там с Чертковым?» Идет милый, спокойный, старенький – и один. Но Чертков мог уже уехать. Встречаю детей, спрашиваю: «Видели, детки, старого графа?» – «Видели, на лавочке сидел». – «Один?» – «Одни». Я начала себя обуздывать и успокаивать. Дети милые со мной, видят, что я не нахожу грибов – где уж там! – дали мне пять подберезников и с сожалением сказали: «Да ты не видишь ничего, ты слепая». Пришел в елочки Лева, случайно или ко мне – не знаю. Потом верхом встретил меня возле купальни.